Записки об Анне Ахматовой. 1963-1966
Шрифт:
– Потому, что он пишет вслух.
Я поднялась.
– С 20 по 25 июня буду неизвестно где, – сказала на прощание Анна Андреевна. – Потом в Комарове.
Прятки от юбилея?
17 июня 64 Впервые в жизни возвращаюсь от Анны Андреевны, твердя вновь услышанные строки – не ахматовские, не ее.
Там, в Сокольниках, встретилась я с Марией Сергеевной Петровых. Ну встретилась и встретилась – сколько раз встречались! У Ахматовой и не у Ахматовой. И сколько раз и сколько уж лет Самуил Яковлевич и Анна Андреевна говорили мне о поэзии Петровых.
Маршак жаловался: «Эта женщина – мой палач. Читает мне свои стихи. Я прошу: дайте рукопись! – ручаюсь, что устрою сборник в издательстве «Советский
Мне и не читала никогда и не показывала. Один раз, со зла, после очередного «не стоит», или «не помню», или «не хочется» – я ответила ей строками Мандельштама:
Ты, Мария, гибнущим подмога…Я стою у твердого порога…157Она тогда отвернулась – обиженно и непреклонно.
А сегодня – прочла.
Теперь стану канючить машинопись. Теперь я уже без них – без этих стихов – не могу, а наизусть утратила способность запоминать смаху. Только клочки, отрывочки. Тем более, что читала она и короткие и длинные.
Ты думаешь – правда проста?Попробуй, скажи.И вдруг онемеют уста,Тоскуя о лжи.Какая во лжи простота…И дальше, под конец, о правде:
Когда же настанет черед,Ей выйти на свет, —Не выдержит сердце: умрет,Тебя уже нет.Но заживо слышал ты вестьИз тайной глуши,И значит, воистину естьБессмертье души.В другом стихотворении – «Дальнее дерево»:
Там сходит дерево с ума,Не знаю, почему.Там сходит дерево с ума,А что с ним – не пойму.……………………………И кончается:
Там сходит дерево с умаПри полной тишине.Не более, чем я сама,Оно понятно мне.И необходимейшая, необходимейшая (для меня) «Черта горизонта».
Так много любимых покинуло свет,Но с ними беседуешь ты, как бывало,Совсем забывая, что их уже нет…Черта горизонта в тумане пропала.Случилось все так. Я была у Анны Андреевны в Сокольниках. Трахеит прошел – она здорова, говорит своим обычным голосом, но грустна, смутна. Возле нее Аманда и Мария Сергеевна. На столе изящно изданный томик: стихотворения Анны Ахматовой по-польски [153] . Насколько я могла угадать, кроме всех тревог и недугов, тяготит сейчас Анну Андреевну грядущий юбилей. Будут, кажется, стихи в «Новом мире» и, кажется, еще где-то в газетах. Будут – не будут? Всё шатко, зыбко и несоразмерно событию… Таким ли должен быть юбилей Анны Ахматовой? Наш всенародный праздник? [154]
153
Anna Achmatowa. Poezje. Opracowal i wstepem opatrzyl Seweryn Pollak. Warszawa: Panstwowy Institut Wydawniczy, 1964. (102 стихотворения в переводах 27 поэтов.)
154
В «Новом мире», в № 6, с послесловием А.Синявского, опубликован был отрывок под заглавием
К юбилею Ахматовой, однако, в газетах, журналах и альманахах напечатано было немало ее стихов. См.: Русские советские писатели. Поэты: Биобиблиографический указатель. Т. 2. М.: Книга, 1978, с. 159–160.
Снова она повторила мне:
– С 22 июня по 25-е я исчезну. 25-го перееду в Комарово.
– Где же вы проведете эти дни?
– Предложены два места в Москве, три в Ленинграде. Еще не решила… А знаете, Лидия Корнеевна, какая радость? Надюшу, наконец, прописали у Шкловских.
Я рада. Жить в Москве без прописки – дело опасное. Добился этого Гольцев, «человек из «Известий»», по просьбе Анны Андреевны и с помощью Фриды, которая обегала всех именитых литераторов и раздобыла письма. Я рада: и Надежде Яковлевне легче, и у Анны Андреевны камень с плеч. Ведь для нее, для Ахматовой, «Наденька» – живая память о великом поэте, об их общих друзьях. Многое и многое их связывает, даже постоянные ссоры.
Мария Сергеевна (между прочим, сегодня, во время разговоров о прописке, я впервые отчетливо вспомнила, что Осип Мандельштам некогда был влюблен в Марусю Петровых; конечно, я давно это знала, цитировала же ей в укор: «Ты, Мария, – гибнущим подмога», но сегодня вспомнила: «Между «помнить» и «вспомнить», други…» и т. д.) Мария Сергеевна поднялась, прощаясь. Я тоже. Анна Андреевна обеих нас проводила до дверей и сказала вслед:
– Маруся, прочтите Лидии Корнеевне стихи. Не спорьте. Я вам велю. Слышите?
Мария Сергеевна не ответила. Мы вышли во двор. Благоухание, зелень, скамьи. Сели на ближайшую скамью. Я не знала – станет ли она читать или нет? Мария Сергеевна отчаянная курильщица и прежде всего закурила. (Там, возле Анны Андреевны, вероятно, воздерживалась.)
Сидели мы молча – я не спрашивала, будет ли выполнен приказ. Очень уж у моей спутницы строгий профиль. Да, нежный и строгий. Но, докурив папиросу, она сама начала читать.
– Я могу только наедине, из души в душу, – пояснила она.
Вот так и бывает: живешь – не живешь,А годы уходят, друзья умирают…И вдруг убедишься, что мир непохожНа прежний, и сердце твое догорает.Я еле удерживалась, чтобы каждую минуту не кивать головой: да, да, «все так», все про меня, только это вы написали, Мария Сергеевна, а почему-то не я.
Мы, чтобы не расставаться, пошли до метро пешком. Я слушала, я смотрела на этот нежный и твердый профиль, словно слышала и видела впервые.
Но бьешься не день и не час,Твердыни круша,И значит, таится же в насЖивая душа.То выхода ищет она,То прячется вглубь.Но чашу осушишь до дна,Лишь только пригубь.Я все кивала, кивала… А напоследок она прочла такое о тюрьме, что от оглушенности я не запомнила ни слова. Нет, две строки:
И даже в смерти нам откажут дети,И нам еще придется быть в ответе158.20 июля 64 От Анны Андреевны из Комарова вестей нет. Хорошо, если это означает, что весть о моей встрече с велосипедом не настигла ее159.
А я всё в постели. Правда, уже без бинтов и ненадолго встаю. О смерти Самуила Яковлевича мне не говорили. Только недавно узнала я об этом несчастье. На похоронах не была! Дня через два встану и поеду на кладбище.