Записки опального директора

Гимельфарб Натан

Я вновь и вновь возвращался к этой теме и добился, наконец, определённых сдвигов. Мне было обещано, что действующий контракт продлеваться не будет. Это означало, что их возвращения можно было ожидать осенью 1987-го года.

С хорошим настроем и чувством выполненного долга я возвращался домой из этой памятной поездки к сыну. Теплилась надежда на скорую встречу в Минске. К большому сожалению ей не суждено было состояться.

144

В декабре 1984-го года мы с Анечкой отмечали своё шестидесятилетие. Этот юбилей, конечно, праздновали не так широко и торжественно, как полувековой, десять лет тому назад. Тогда мы были

в расцвете творческих сил, занимали видное положение в обществе и пользовались большим авторитетом в отрасли, городе и республике. Теперь и годы были другие (мы шли уже с ярмарки), и силы не те, и положение иное, и авторитет был сильно подмочен потоком лжи и клеветы, распространяемой в наш адрес многочисленными недругами-антисемитами “от Москвы до самых до окраин”. Хоть нам и удалось ценой невероятных усилий отстоять своё доброе имя, и врагам нашим не удалось в полной мере осуществить свои заветные цели, но отмыться от всей грязи, которой нас обливали в течении нескольких лет в центральной и местной печати, мы всё же не смогли. Возможности у воюющих сторон были далеко не одинаковыми.

На этот раз в газетах не публиковались Указы о награждениях юбиляра, не было правительственных поздравительных телеграмм и в праздновании не участвовало так много важных должностных лиц, но всё же наш юбилей был отмечен достаточно хорошо, эффектно и торжественно.

Хотя уже не было в живых Прищепчика, а для нового хозяина области Леонова моё имя и должность ничего не значили, сочувствующий мне заведующий административным отделом обкома Комар дал согласие на выделение нам по этому случаю круглого зала ресторана “Могилёв”, являвшегося самым престижным местом для проведения больших торжеств в областном центре.

На праздник приехали все наши родственники из Белоруссии, Украины и России, друзья из Минска, Москвы и Ленинграда, ряд видных руководителей мясной и клеежелатиновой отрасли Союза и республики. Большое участие в подготовке и проведении юбилея приняли наши дети, включая и прибывшего из далёкой Сибири Мишеньку. Боря из Одессы и на сей раз подготовил интересный сценарий, значительная часть которого была стихотворной, и был томадой вечера. Не побоялись участвовать в торжествах Яковлев и Емельянов, что могло быть расценено Лагиром и Бавриным, как вызов и выражение поддержки опального директора.

Руководители отрасли из Москвы огласили приказ министра о награждении Почётной грамотой и денежной премией. Было много подарков и добрых пожеланий. Самыми тёплыми были поздравления наших детей. Запомнилось выступление Мишеньки на этом вечере, в котором, кроме горячих поздравлений и искренних пожеланий были слова сердечной сыновьей благодарности родителям. Среди прочего наш сын тогда в шутку пообещал, что Тюмень преодолеет отставание в расширенном воспроизводстве и вскоре подарит юбилярам не просто очередную внучку, как это сделали его собратья в Белоруссии, а продолжателя фамилии и наследника династии Гимельфарбов.

Поздравить нас пришла и делегация работников мясокомбината во главе с Эммой Сергеевной Попсуевой. Моя воспитанница, нынешний директор предприятия тогда заявила, что пока она будет руководить комбинатом, там будут звучать старые песни. Автором их слов будет Попсуева, а музыка останется Гимельфарбовской. Нужно сказать, что это своё обещание Эмма старалась выполнять. Мигурский же не счёл тогда нужным даже по телефону поздравить нас. Может высокая должность не позволяла, а может совесть помешала.

Больше на нашей родине мы круглые даты не отмечали, а другие семейные праздники проходили незаметно и буднично.

145

Деятельность Горбачёва на посту главы советской

империи в первые годы его правления вызвала всеобщее одобрение в народе. Такое же было и моё отношение к новому руководителю страны. Я с интересом слушал его выступления по радио и телевидению, ответы корреспондентам газет и телеграфных агентств на прессконференциях и с гордостью отмечал про себя, что пришла пора личностей, способных мыслить и думать о будущем страны, о нуждах людей.

Ко мне давно пришло убеждение, что “общие закономерности перехода к социализму”, какие радовали своей простотой и однообразием, и которым слепо следовали все руководители партии и правительства послесталинского периода, ведут страну в никуда. Её экономика топталась на месте и всё более отставала от развитых стран, а советский народ влачил нищенское существование и был лишён элементарных прав и свобод.

Провозглашённая Горбачевым политика “Перестройки и гласности” имела своей целью осуществление радикальных изменений в экономической политике государства и проведение ряда существенных демократических реформ. Он был первым советским руководителем, который понял, что систему, казавшуюся незыблемой, необходимо менять, придать ей другой облик, очеловечить. Только за это его уже следовало уважать и поддерживать.

Можно было только удивляться тому, как удавалось новому Генсеку, находящемуся в окружении могущественных старцев, стоящих на страже лживой идеологии, шаг за шагом отвоёвывать важные позиции и осуществлять поистине великие преобразования, казавшиеся раньше немыслимыми. Новое мышление привело к окончанию холодной войны, выводу войск из Афганистана, разрушению Берлинской стены, демократизации общества. Люди обрели Свободу. Свободу думать, выражать свои мысли, ездить.

Горбачев стал первым советским лидером, который на деле признал подписанную СССР ещё в 1948 году “Всеобщую декларацию прав человека” и Хельсинкские соглашения 1975 года с их знаменитой гуманитарной “корзиной”, где содержались требования о соблюдении прав человека. Признал во многом, но не во всём.

Были все основания надеяться, что гласность и демократические формы правления приведут к существенным переменам и в национальной политике, и покончат, наконец, с государственным антисемитизмом в стране. Трудно было себе представить введение элементарных демократических начал без изменения позиции партии в “еврейском вопросе”.

Сомнения в обоснованности таких надежд появились уже к концу первого года правления Горбачева, когда “Правда” опубликовала его ответы на вопросы французского журналиста о положении евреев в СССР. Михаил Сергеевич тогда, без зазрения совести, заявил, что он не знает другой страны, где евреи пользовались бы такими политическими и иными правами, как в Советском Союзе. Это означало, что объяленное Горбачевым “новое мышление” не внесёт ничего нового в незыблемую политику государственного антисемитизма.

Подтверждением тому стали практические действия нового Генсека. В первые два года его правления еврейская эмиграция нисколько не возросла по сравнению с предшествующим периодом и составляла всего около одной тысячи человек в год, что якобы подтверждало тезис “из счастливой страны не бегут”.

В то же время тысячи отказников увольнялись с работы и были лишены элементарных гражданских прав. Многие из них лишались свободы и отсиживали долгие сроки в тюрьмах и лагерях.

Свобода слова и печати вылились, в первую очередь, в издание массовыми тиражами брошюр, газет и журналов, пропагандирующих национальную вражду. В этом пальму первенства прочно удерживали такие известные в стране юдофобские издания, как “Наш современник” и “Литературная Россия”, находящиеся на государственных субсидиях.