Записки опального директора
Шрифт:
Но Мигурский всегда держал хвост по ветру. Теперь, когда Юзик увидел, что я всё же остался на свободе и было восстановлено моё честное имя, у него вроде заговорила совесть, и он попытался загладить свою вину. По его указанию ПКБ было подчинено главному инженеру ПО Ивану Михайловичу Исайкину - грамотному ниженеру и разумному человеку, который не только в меру своих сил способствовал нашей работе, но и стал моим близким другом.
На протяжении нескольких лет работы в “Объединении” Мигурский не вмешивался в производственную деятельность проектно-конструкторского бюро (для этого у него не было знаний и
Более того, Иосиф Казимирович часто отмечал положительную работу ПКБ и его руководства, награждал меня премиями и Почётными грамотами, неоднократно повышал должностной оклад. Когда вышла из строя моя легковая машина, он выделил ПКБ удобный “РАФ” Рижского автозавода и проявлял другие знаки внимания. Всё это, конечно, не могло изменить моего отношения к Мигурскому, как к человеку и руководителю, но всё же, в какой-то мере, сгладило неприятный осадок от необходимости работы под его началом.
Были и некоторые положительные особенности работы ПКБ в новых условиях. Мы вновь стали заниматься тематикой мясной отрасли промышленности. Наши разработки в этой области получили известность во ВНИИМПе, других научных и опытно-конструкторских организациях страны, стали поступать предложения о творческом и производственном содружестве.
Большой интерес к работе нашего коллектива проявил один из ведущих ученых ВНИМПа Михаил Львович Файвишевский, творческое содружество с которым продолжалось до последних дней моей работы в промышленности, а дружеские отношения не прерываются до сих пор.
С его участием были разработаны “Способ безотходной переработки кости и устройства для его осуществления”, соавторами которых мы с ним являемся. Эти изобретения были внедрены на Бобруйском мясокомбинате и на них получены патенты Российской Федерации.
ПКБ по заданиям ВНИМПа разработало конструкторскую документацию на ряд других технических новществ и выполнило проекты для их внедрения на предприятиях страны. Мне приходилось часто ездить с Михаилом Львовичем по предприятиям Белоруссии и России, и я не переставал восхищаться его таланту, эрудиции и замечательным человеческим качествам.
Пришлось в те годы встретиться и с одним из моих недругов и активным помощником Лагира -Процким. Он работал заместителем директора желатинового завода и имел некоторое отношение к деятельности ПКБ. Бывщий парторг был в своё время организатором группы анонимщиков, которая снабжала КНК и следственные органы фальшивой информацией о моих “злоупотреблениях”. Чувствуя вину за содеянное, Процкий, как и Мигурский, старался проявлять ко мне знаки внимания. Он предлагал свои услуги в изыскании дефицитных материалов, выделении транспорта, пытался оказывать другую хозяйственную помощь.
От всех его услуг я брезгливо отказывался и, по-прежнему, испытывал отвращение к этому мерзавцу и проходимцу. Признаюсь, что когда позднее Процкий был уличен в крупных хищениях и осуждён к десяти годам лишения свободы, я испытал чувство удовлетворения тем, что и в этом случае восторжествовала справедливость.
С работой в ПО мясной промышленности связано ещё одно приятное воспоминание. По предложению Ивана Михайловича Исайкина профком объединения выделил мне дачный участок в живописном месте, на берегу Ресты,
Нас окружали хорошие соседи и мы получали удовольствие от общения с ними, Самым близким и лучшим из них был Исайкин и его дружная трудолюбивая семья.
Наша дача стала местом отдыха для детей и внуков. Она заменила им базу отдыха “Олайне” на Рижском взморье, которая теперь перешла в ведение “Минмясомолпрома” Латвии. Здесь они гуляли по лесу, купались, загорали, наслаждались свежими овощами и ягодами. Мы же с Анечкой трудились на даче всё своё свободное время.
149
Скорбная весть о большом несчастье, постигшем нашу семью, пришла опять таки в апреле. Поистине роковым стал для нас этот предпраздничный месяц. Беда случилась в конце марта, но мы не знали о ней целую неделю, и только недоброе предчувствие подсказывало, что случилось что-то страшное. Мы не раз высказывали свою тревогу детям, пока, наконец, Вова не признался, что 31-го марта 1987-го года с Мишей произошёл несчастный случай с тяжёлым исходом.
Было это в выходной день, в воскресенье. На участке работали считанные люди, выполнявшие неотложные работы. Когда Мише стало известно о неожиданном прибытии автомобиля с тяжелым оборудованием, он с трудом смог собрать только трёх человек для его разгрузки. Люди либо уехали из дому, либо были в нетрезвом состоянии (такое нередко случалось на Севере в выходные и праздничные дни).
Во избежании простоя транспорта, за что взыскивались большие штрафы, наш сын взялся участвовать в разгрузке в качестве грузчика и, когда работа уже заканчивалась, случилось несчастье. Один из рабочих поскользнулся на обледенелой дорожке, выпустил из рук тяжёлый груз и левая нога Мищеньки оказалась под ним.
Попытки рабочих унести пострадавшего в помешение оказались тщетными из-за невыносимой боли, и он пролежал на морозе около часа. Прибывшая, наконец, бригада “Скорой помощи” установила перелом бедра. Ему наложили шину и доставили в больницу посёлка Комсомольский, которая считалась лучшей в районе. Там ему сделали операцию и поставили ногу на вытяжку. Состояние его оценивалось, как тяжёлое.
Технический инспектор ЦК профсоюза, прибывший затем для расследования причин и обстоятельств несчастного случая, оберегая интересы производства, нашёл, что вины предприятия нет. Он дал заключение, что во всём виновата погода (скользкий грунт) и руководитель участка, т. е. сам пострадавший, который не принял мер безопасности и предосторожности, привлёк к работе неопытных грузчиков, не организовал расчистку дороги от снега и льда.
17-го апреля, после неоднократных тревожных звонков, мы получили небольшое письмецо (скорее записку) от сына, которое я храню до сих пор и привожу здесь дословно: