Записки озабоченного (Гормональный репортаж)
Шрифт:
Я кладу руки на ее мокрую голову. Мне становится очень сладко…
Потом мы трем друг друга огромными махровыми полотенцами и высохшими телами. И без сил снова валимся в ванну. Заполняем ее теплой водой и новым желанием.
Русалка извивается на мне и подо мной. И стонет:
— Ну, давай, давай, поедем на море. Хочу делать это в море, в океане. Под солнцем. И под луной…
Я выключил в квартире свет. В ванную через зеркало и открытую дверь проник какой-то отблеск. Может быть и
Конечно же, я завис у Русалки до утра. Пришлось сушить вещи на батарее. Но и за всю ночь они не просохли. Собственно, я не торопился. Но она подняла меня с утречка:
— Мне в институт пора…
Русалка-то оделась во все новое, сухое. А по моим трусам и джемперу пришлось на скорую руку пройтись утюгом. В общем, я ушел от нее во всем сыром, как настоящий водяной от настоящей русалки. Хорошо хоть пальто осталось сухим.
В метро народ на меня посматривал. Кто с любопытством, кто с опаской. Ботинки-то были совсем мокрыми и вокруг них отжимались лужицы.
Но я старался не думать об окружающих людях, Русалка была, что надо. Один язычок чего стоит.
Выйдя из метро, я задрожал на утреннем прохладном ветру. И не выдержал.
Побежал, имитируя утреннюю пробежку.
Дома налил себе полстакана водки. Залез в горячий душ (в какой раз за последние сутки). Потом выпил еще полстакана сорокоградовки и забрался под теплое одеяло. Мне нельзя простывать: у меня ведь и статья про энерготарифы, и график…
— Да, Мерлин? — спросил я у портрета, схлопывая веки.
И вроде даже услышал ответ:
— Да, милый, это же святое…
— И график, и график… Это же святое, святое… — подхватили окружившие меня переливающиеся бабочки.
Капустницы, крапивницы, махаоны… А еще между ними почему-то был морской конек. Нет, морская лошадка… Нет, кефаль. Или семга…
Проснувшись первым делом проверил почтовый ящик. Пришли ответы на мои письма. На все. Удивительно.
Вскрываю первое:
«Мой ласковый и нежный зверь, встречай меня в субботу на площади Пушкина у памятника в 16.00. Твоя зверушка будет в красном шарфике».
Все-таки не избежать мне встречи под поэтом. Значит, будет в красном шарфике. И все? Ищу еще приметы в предыдущем письме: «Пухленькая блондинка. Рост — 162». Думаю, опознаю: невысокая, пухленькая, блондинка, в красном шарфике.
Так, помечаем в графике: суббота — Зверюшка. Читаю следующее послание. От Ольги: «Хомо сапиенс, я безусловно хочу встретиться с вами…»
Гуд.
Теперь от Ники: «Мой ласковый и нежный зверь, так воссоединимся же…»
И от Виолы: «Хомо сапиенс, я согласна под Генделя…»
И от «Твоя Я»:
«Вот я на цыпочках, тянусь, тянусь, Лови меня, Твоя я, я — твоя…»
Ага, есть еще послание и от совсем новенькой
Особенно приятно, что грудь есть…
Итак, что у нас с графиком получается:
Суббота-Зверюшка, Вторник — Ласка, Далее можем предложить следующий вариант:
Суббота (воскресение) — Ольга, Вторник (среда) — Ника, Суббота (воскресение) — Виола.
Вторник (среда)- «Твоя я».
В резерве на подмене — Анюта.
Да, блин — нехилый график выстроился. Прям как на работу ходить. Но справлюсь, в удовольствие все-таки. Пока, по крайней мере.
А вот ни от одной Мерлин писем нет. Значит, и не существует их больше, кроме моей настенкевисящей…
Остаток пятницы и часть субботы корплю над своим материалом об энерготарифах. Дело в общем спорится, и на следующей неделе наверняка сдам. Порадую редактора. Да и себя — гонораром.
Ага, пора ехать на Пушкинскую к Зверюшке.
Топчусь под памятником. Выходит из подземного перехода невысокая, пухленькая, в красном шарфике, блондинка.
— Извиняюсь. Зверюшка?
Она смеется:
— Можешь звать меня Верунчик.
Зверюшка прямиком везет меня к себе домой. Метро, автобус, лифт, квартира. Усаживает на кухне. Так вот легко в дом заводит первого встречного? Неужели такая простая? А чего тогда просто адрес не дала сразу? Боялась, что заблужусь? Или все-таки хотела на меня предварительно глянуть?…
Вера суетится у стола и плиты. Наливает мне чая. Нюхаю — с мятой. Выставляет огромную тарелку с пончиками. Вкусно!!!
Уминаю пончики. Когда я последний раз такие ел. ТАКИЕ — никогда! Да, женщины пытались найти путь к моему сердцу через желудок. Пекли всякие торты. Салаты строгали бог знает из чего. Но таких пончиков — никто, никогда.
Я смотрю на Верунчика. Да она и сама похожа на пончик. Вскипаю, как лис, приметивший колобка. Встаю, прижимаю ее. Точно, эта девушка и на ощупь мягка необычайно.
Верунчик попискивает:
— Кровать у меня там, — ведет в спальню.
Выкатываю ее из одежек. Под нами пуховая перина — нынче это такая редкость.
— Колобок-колобок, я тебя съем.
— Съешь, съешь меня…
— Ням-ням…
И вот уже укатали Сивку Верунчиковы горки. Я притомился, а главное проголодался.
— У тебя там пончики остались?
Вот ведь хохотушка, смеется:
— Сейчас, сейчас…
Притащила в постель тарелку. С котлетами.
— Ммм…
И таких котлет я отродясь не ведал. И эта женщина одна?! Ищет ласки через сомнительный раздел интернета…
— Верунчик, да вокруг тебя должен рой мужиков виться.