Записки озабоченного (Гормональный репортаж)

Ермак Александр Николаевич

Работа над статьей несколько отвлекла меня. И теперь, если я задумывался о Нике, то вся эта история вызывала у меня только улыбку. Случается. Ну, с кем не бывает. Да, напоролся на городскую сумасшедшую (интересно чьим она компьютером пользуется?). Но впредь буду внимательнее.

В субботу, когда мы встретились с Виолой, первым делом взглянул девушке в глаза. Нет ли в них того безумного блеска, который я видел у Ники?

Нет. Кажется, нет. Точно, нет.

На Виоле я отдохнул и телом, и душой. Сначала мы долго бродили вокруг да около консерватории. Говорили о Моцарте и «Дип перпл»,

Бахе и «Пинк Флойд», Чайковском и «Лед Зеппелин». Когда я наконец убедил Виолу, что музыка меня действительно волнует, она повела к себе.

Девушка жила с родителями и своими топорщившимися грудками в огромной прекрасной квартире. Сколько там было комнат, я так и не понял. Главное, что родичей не было — они уехали с концертом на Ближний восток. И на меня посмотрели только с афиш: она — альт, он — контрабас.

Музыкальный центр у Виолы был по высшему разряду. Мы запустили «Болеро», и по телу пошла мелкая дрожь. Моя палочка вмиг превратилась в дирижерскую.

Мы слились в единый аккорд. Это было чудесное долгое мягкое болеро. И мы кончили почти вместе. Правда, уже на Шостаковиче.

Маленький антракт. Потом Виола спросила, чем бы нам хотелось продолжить.

Я приподнял ее подбородок, поцеловал и сказал:

— Как ты относишься к духовым инструментам?

Виола облизнула губки. Игра на флейте. И на саксе. На тромбоне. Какие у нее нежные и точные пальцы, губы, язык.

У нас получился замечательный дуэт. И с таким партнером хотелось еще и еще. Я смотрел на несметное количество дисков у ее кровати и никак не мог выбрать следующий аккомпанемент.

— Ну же, — подбадривала меня Виола.

И я признался, что на самом деле не так уж силен в музыке.

Лицо ее напряглось. Мне пришлось добавить:

— Но очень, очень хочу познать больше. У меня просто никогда не было девушки, которая так бы знала музыку, а главное — так бы ее любила…

Виола тут же заулыбалась. Ей, похоже, нравилась роль музы. Ловко устроившись на мне, она принялась рассказывать о композиторах, симфониях, ораториях и фугах… Не слезая с места, ставила соответствующую музыку. Я в такт ерзал и елозил.

«Под музыку Вивальди, под славный клавесин…»

Я выпорхнул от нее невесомым облачком. Нет, скорее нотой «ля»…

Виола дала мне с собой кучу дисков послушать. Прямо как домашнее задание. А может мне в газете перейти на музыкальную тематику? Но в редакции полно журналистов, как бы разбирающихся в музыке. А вот про проблемы очистки города от мусора писать не каждый захочет. Что делать? Сажусь и пишу.

«Под музыку Вивальди, под славный клавесин…»

И вот, в основном закончил статью. И помчался дальше по графику.

Встретились с «Твоя Я». Это было разочаровательно. Весь вечер Надя (так ее звали на самом деле) читала мне свои стихи. Весьма убогие, банальные про ночь, любовь и разлуку:

«Мое сердце тоскует. Я так жду сквозь года Твоих слов,

поцелуев. Я отвечу лишь „Да“».

Черт, мог бы и раньше догадаться по письмам что это за штучка. Лучше бы к Виоле еще раз заглянул. Что-нибудь полезное для культурного развития бы послушал. Или к Зверушке махнул — поужинал бы вкусненько. А так только время потерял. Ну, распили бутылку шампанского. Ну, трахнулись. Я — сверху, она снизу. Она — сверху, я — снизу. Покурили:

«К твоей груди примкнув, лежу, Я дождалась святого счастья, Я плачу, я горю, дрожу, Я не в своей, в твоей лишь власти…»

Разбежались:

— Пока.

— «Скорей возвращайся, скорей, Я буду ждать у этих дверей. Ты снова протянешь, я снова возьму Руки твои прямо к сердцу прижму…»

Утешал себя тем, что не все коту — кошечка. Иногда попадается и чучело. И не одно. Следующей была Анюта. Все почти так же, как и с Надей. Шампанское, постель. Слава богу, обошлось без пошлых стихов. Но зато мне вспомнилась вдруг поговорка Казимира:

«Секс без причины — признак дармовщины…»

А затем как-то одновременно образовались две девственницы. Экзотика на общем фоне графика. И с обеими у меня были проблемы. Разные, правда.

Первая в своем послании назвалась «Райкой» (18 лет, рост средний, шатенка, студентка). Написала: «Хочу встретиться, но только если вы мужчина, который все умеет…»

Я тогда почесал голову и спросил Мерлин:

— А все ли я умею?

Мерлин, конечно же, промолчала. Утвердительно. И я решил, что оправдаю ожидания Райки. А она — мои. С этой юной особой, надеялся, не будет так скучно, как случилось у меня последние разы с Надей и Анютой.

Я ответил, но новое письмо от нее пришло не через день-два, а только через неделю, когда уже сдал редактору материал о поддержании чистоты в городе, когда уже решил, что Райка передумала. Она откликнулась по деловому: «давай трахнемся скорей…»

Мы уговорились о встрече. Иду на обозначенное место в скверике. На скамейке сидит совсем девчонка:

— Ты Леша? Я — Райка.

Я, оглядев ее, первым делом спросил:

— Сколько тебе лет?

Она нахмурилась:

— Не боись. Уже полгода, как восемнадцать.

— Ты уверена?

Райка глянула на свои часики и вскочила со скамейки:

— Пошли. Быстро.

Через пять минут мы были у нее. Открыв квартиру, Райка провела меня в комнатку с письменным столом и диванчиком. Со стен на меня смотрели плакатные рок-музыканты и еще какие-то клоуны.

Она подошла к окну, посмотрела в него. Не оборачиваясь, спросила:

— У тебя было много женщин?

Я задумался:

— Как тебе сказать… Были.

Райка вздохнула. Потом решительно обернулась, подошла к диванчику и легла на него. Вытянулась, как по линеечке, и закрыла глаза: