Записки партизана
Шрифт:
— А мы давно поджидаем вас!.. Луиза! — подозвал Азардов одну из продавщиц. — Займитесь с покупателями. Прошу великодушно извинить меня, — обратился он к немецким офицерам. — Мы выпускаем новый товар, заказали для него оригинальную упаковку, и мне необходимо самому посмотреть образцы. Прошу извинить…
— Привет! — дружески встретил нового гостя хозяин. — Опаздываешь, дорогой друг: Авдеевна просила тебя утром зайти ко мне!
Деревянко, секретарь подпольного городского партийного комитета, виновато развел руками:
— Дела, Арсений Сильвестрович. Никак раньше вырваться не мог!.. Ба, кого я вижу? Товарищ Лысенко!
— Погоди, Деревянко, — перебил его Арсений Сильвестрович. — Свириду Сидоровичу пора уходить. Я тебе сам все расскажу… Ну, Свирид, будь здоров!..
Когда Лысенко вышел из кабинета, Арсений Сильвестрович усадил Деревянко рядом с собой.
— Я вызвал тебя вот для чего. В свое время ты просил у меня Азардова на руководство городской подпольной комсомольской организацией. Я дал свое согласие. А теперь вижу, что Азардова отпустить не могу. Я без него — как без рук. Уж ты сам кого-нибудь себе подбери.
— Трудная задача, Арсений Сильвестрович! — разочарованно сказал Деревянко. — Тут подумать надо… Ты Котрова знаешь, Ивана Петровича? Главмаргаринца, инженера, инструктора химических команд ПВХО?
— А-а, того самого, которого немцы газом травили? Знаю.
— Он у меня работает связным. Но, вижу, эта работа слишком мала для него. Парень с головой, честный, хороший организатор… Как ты посмотришь, если мы его возьмем на руководство комсомолом?
— Ну, что же. Выбор неплохой.
— Когда его прислать к тебе?
— Да что вы, будто сговорились сегодня! — рассердился Арсений Сильвестрович. — Говорил Лысенко, говорю и тебе, — запомните раз и навсегда: по вопросам об этой проклятой косметике мой кабинет открыт для всех с девяти утра до девяти вечера. Ну, а для нашего брата-подпольщика — извините! С этой стороны меня знают считанные люди в Краснодаре. Иначе вся наша конспирация полетит к чертям. Ясно?..
Когда через полчаса Деревянко уходил из магазина, у прилавка стояло несколько немецких офицеров. Они весело болтали с хорошенькими продавщицами. Кокетливо улыбаясь, Луиза передавала небольшой сверток высокому франтоватому немецкому лейтенанту.
— Надеюсь, господин лейтенант Штейнбок, — щебетала она, — полковник Кристман останется доволен этим одеколоном. Не забывайте нас. Заходите!..
На следующий день Котров шел к Деревянко. Он захватил с собой несколько пустых картонных коробок, перевязанных голубой лентой.
Был теплый, погожий день. Солнце припекало по-летнему, и краснодарцы вышли на улицы в легких платьях.
На углу первого же квартала Котров увидел на стене дома новое большое объявление и около него два-три десятка любопытных. Иван Петрович с трудом протиснулся вперед. Это было объявление немецкой комендатуры Краснодара об обязательной перерегистрации всех жителей. С немецкой аккуратностью указывалось, кто, куда и когда должен явиться.
У Котрова тревожно сжалось сердце.
«У Вали даже паспорта нет!» — подумал он.
Котров шел по Красной, с подчеркнутой почтительностью уступая дорогу немецким офицерам. По мостовой двигался непрерывный поток машин. Здесь были «мерседесы» и «бьюики», «фиаты» и «адлеры», «форды», «линкольны», «рено», «пежо», «испано-сюиза» — машины всех стран и всех автомобильных марок мира. Время от времени, сердито ворча, проходили танки и бронетранспортеры, сопровождавшие колонны тяжелых
Котров пересек Красную и свернул на улицу Буденного. Здесь он без труда нашел дом № 75 с зелеными ставнями, Над входом висела скромная вывеска: «Картонажная мастерская».
В правом окне высилась горка картонных коробок разных размеров и фасонов, а в левом стояли точно такие же коробки, какие были в руках Котрова.
«Значит, путь свободен…»
Котров остановился у калитки, закурил и огляделся. Как будто ничего подозрительного. И Котров смело вошел в мастерскую.
В первой комнате его встретил подросток.
— Вы к старшему мастеру? — спросил он.
— Нет, я к Ивану Никифоровичу. Коробки принес.
— Заходи, заходи, Иван! — послышался за перегородкой голос Деревянко. — А ты, Миша, — обратился он к мальчику, — сбегай-ка на улицу да погляди, не привел ли гость «хвоста» за собой. Всякое ведь бывает…
Около часа говорили Деревянко с Котровым о предстоящей работе последнего в роли руководителя комсомольским подпольем. Прощаясь, Котров начал рассказывать о регистрации, объявленной немцами.
— Знаю, Ваня, — перебил его Деревянко. — Как раз перед тобой ко мне заходил один товарищ: он пришел прямо с регистрации. Ему было велено явиться в первый участок — на угол улиц Орджоникидзе и Кирова… Явился он туда. В комнате сидят за столами какие-то завитые, расфуфыренные дамы и мужчины, вырядившиеся под старых бар: визитки, крахмальные воротнички, манишки, напомаженные проборы. Елейным голосом задают вопросы: фамилия, имя, отчество, каким браком женаты, венчались ли в церкви, вероисповедание, партийность, служили ли в НКВД и не было ли там кого-нибудь из родных… Ну, одним словом, всю подноготную выспрашивают. А сами на тебя подозрительно смотрят и делают какие-то пометки в ведомости… А дальше, очевидно, будет работать полиция и гестапо…
— Да, сорваться нетрудно, — сказал Котров.
— Ты-то что волнуешься? Тебе ведь регистрироваться не придется: мы сами поставим все отметки на твоем паспорте.
— Я не о себе беспокоюсь!
Котров рассказал Деревянко о Вале: о том, что у нее нет паспорта и что она скрывается у Лысенко.
— Как же, слышал о ней! — заговорил Деревянко. — Слышал и то, что ей будет поручена серьезная работа.
— От кого слышал? Какая работа?
— Узнаешь со временем! — улыбнулся Деревянко. — Ну, а паспорт Вале надо выправить действительно как можно скорее. — Он задумался на минуту, потом сказал: — Вот что, не откладывай это дело в долгий ящик и шагай прямо от меня в наш «паспортный стол», к Елизавете Васильевне. Тебе рано или поздно все равно придется с ней познакомиться. Слушай внимательно… Выйдешь на Красную. Найдешь дом № 45. Вход со двора, первый этаж. Спроси управдома Елизавету Васильевну. Тебя встретит женщина лет сорока, среднего роста, брюнетка, с лицом черкешенки. Ты ей скажешь, что хотел бы снять комнату в ее доме. Она тебя спросит: «Почему именно в моем доме?» Ты ответишь: «Хочу жить в каменном доме». Она помедлит и скажет: «Есть у меня небольшая комнатка, но полы там не в порядке: несколько половиц придется менять». «Пустяки, — ответишь ты, — у меня знакомые люди на лесопильном заводе в Псебае. Я доски достану». Тогда она пригласит тебя в комнату, и тут ты можешь говорить с ней начистоту. Понял?