Записки партизана
Шрифт:
— Довольно! — вскипел Штифт. — И это вы называете минимумом! Каков же будет максимум, господин Шлыков?
— Что поделаешь, — тихо ответил Гавриил Артамонович. — Завод сильно разрушен. Господин Вейнбергер прав.
Штифт молчал. Его пальцы нервно выстукивали дробь по железным перилам лестницы.
— А это что? — неожиданно спросил он, показывая на громадный бак, стоявший перед ним.
— Масло, господин бетрибсфюрер.
— Масло… Так что же вы молчите, господин инженер?
— Разрешите доложить, господин Штифт, —
— Так надо рафинировать! Вы немедленно же займитесь этим делом. Немедленно!
— К сожалению, я не химик, господин Штифт. Я не компетентен…
— Вы прежде всего немец, господин Вейнбергер. И к тому же инженер, — внушительно заявил Штифт. — Подыщите себе в помощь химика. Ответственность я возлагаю на вас.
Вейнбергер совсем растерялся. Рафинация в конце концов не так уж сложна, но она не была его специальностью, и он отчетливо представил себе, что в случае неудачи его обвинят в нелояльности, арестуют, отдадут гестаповцам…
— Позвольте вам сказать, господин Штифт, — заговорил Шлыков. — Иван Карлович не химик, а процесс рафинации очень сложен. Знающих инженеров-химиков в Краснодаре не осталось: это мне доподлинно известно. Поэтому я бы не советовал рисковать: малейшая ошибка может стать роковой. Не так ли, господин Вейнбергер?
— Господин Шлыков прав, — с трудом выдавил из себя Вейнбергер. — Рисковать было бы опрометчиво. Я не смею пойти на такой риск…
Странное дело, Штифт не закричал, не затопал ногами, не вызвал гестаповцев. Он только внимательно посмотрел на Шлыкова и сказал:
— Согласен, господа. Здесь слишком большое богатство, чтобы рисковать им. Я запрошу о присылке из Германии опытного инженера-химика, и тогда мы без труда справимся с этой задачей. А пока я должен кое-что продиктовать переводчику.
Вейнбергер со Шлыковым отошли в сторону. Гавриил Артамонович взял под руку своего спутника.
— Эх, Иван Карлович! — укоризненно проговорил он. — Какой вы горячий человек! Ведь толковали мы вчера с вами, и долго толковали, а вы сейчас чуть не бросились в омут вниз головой…
У маргаринового завода Штифта встретил Порфирьев. И снова бетрибсфюрер начал с того же вопроса:
— Что вырабатывал завод?
— Маргарин и кухонные жиры, около ста тонн в сутки. Кроме того, мороженое, майонез, ореховую халву. Это один из крупнейших маргариновых заводов в Советской России.
Войдя в помещение завода, Штифт невольно остановился и удивленно поднял брови. Машины стояли на своих местах. Крыша была цела. С первого взгляда казалось, что завод нисколько не поврежден.
— Колоссаль! — непроизвольно вырвалось у немца. — Это завод, которым могла бы гордиться Германия! Не правда ли, господин директор? Надеюсь, машины в порядке?
— Почти, господин Штифт. Большевики успели вынуть из них только отдельные детали.
— Ну, это пустяки! — уверенно заявил
— К сожалению, это не так, — спокойно перебил его Шлыков. — Машины советского производства.
— Вот как? — удивился немец. — Это, конечно, хуже… Надеюсь, их конструктор здесь? Надо думать — это господин Порфирьев? Мне передавали, что вы с успехом работали в конструкторском бюро. Не так ли?
Порфирьев смущенно промолчал.
— Как раз к конструированию этих машин, — сказал Шлыков, — господин Порфирьев не имеет отношения. Их сконструировал инженер Евгений Игнатов.
— Значит, надо вызвать Игнатова! — заявил Штифт.
— Игнатов в Советской Армии… — Шлыков развел руками.
— Хорошо! — сказал Штифт. — Игнатова нет. Но разве это так уж важно? Разве опытный конструктор инженер Порфирьев не может заменить Игнатова?
— Не знаю… — неуверенно начал было Шлыков, но Порфирьев перебил его:
— Вы правы, господин Штифт! Свет клином не сошелся на Игнатове. Я берусь восстановить эти агрегаты!
— Прекрасно, господин Порфирьев! — обрадованно воскликнул Штифт. — Это именно тот ответ, которого я ждал от вас… Итак, когда вы дадите маргарин?
— Как только мне дадут пар и электричество, — уже с меньшей горячностью отвечал Порфирьев.
— Что это значит, господа? Вы словно сговорились! — рассердился Штифт. — Сначала господин Вейнбергер потребовал У меня пар и электричество. Теперь вы, господин Порфирьев, твердите о том же…
— Что поделаешь… Какой же может быть выход, господин Штифт? — попытался было вставить Шлыков.
— Какой выход, спрашиваете вы? — перебил его немец. — Извольте, я найду этот выход!.. Предположим, что вы правы: производство высококачественного маргарина требует пара и электричества. Предположим. Хотя я должен это проверить. Ну, а шпейзефет? Надеюсь, его-то вы можете дать, господин Порфирьев?
Порфирьев краем уха слышал о шпейзефете — смеси животных жиров с растительными. Он знал, что это — низкосортный, малопитательный продукт. И это было все, что он знал о шпейзефете.
— У нас не было этого производства, — нерешительно заговорил он. — Мне нужна рецептура…
— Что? — возмутился Штифт. — Инженер громадного комбината не может наладить производства шпейзефета? У нас его изготовляет любой ремесленник, любой кустарь. Это похоже на саботаж, господин Порфирьев!
Порфирьев растерялся. Он стоял красный как вареный рак, нервно комкая в руках свою новую шляпу.
— Одну минутку, господин Штифт! — пришел на помощь Шлыков. — Господин Порфирьев очень скромен. Он, вне всякого сомнения, сможет наладить производство шпейзефета. Можно ли сомневаться в этом? Мы даже беседовали об этом с господином Порфирьевым. И он в беседе со мной высказал блестящую мысль об использовании локомобиля для получения пара.