Записки партизана
Шрифт:
Кабан бросается в кукурузу. Но его гонят оттуда казаки Бибикова, и кабан с визгом носится между кукурузой и дорогой.
Немцы пытаются поймать его. Но он не дается и, делая замысловатые петли, мечется из стороны в сторону.
Одному из немцев удается схватить кабана за ухо. Но кабан вырывается, сбивает немца с ног и мчится дальше.
С каждой минутой охота становится все оживленнее и шумнее. Оставив винтовки у грибков своих постов, немецкие часовые присоединяются к погоне. Они не решаются стрелять: слишком быстро мечется кабан — можно попасть в соседа. У железнодорожного
В кукурузе раздается пронзительный крик ночной птицы. Выждав удобный момент, Бибиков со своими минерами, незамеченные немцами, проползают открытое место и подкрадываются к полотну. Привычно работая ножами, они закладывают мины под шпалы и под настилы небольшого железнодорожного мостика. Тщательно замаскировав следы своей работы, минеры так же незаметно скрываются в гуще кукурузы…
В этот момент раздается выстрел. За ним — истошный кабаний визг. Второй выстрел — и визг обрывается. Бибиков слышит приглушенный расстоянием веселый немецкий говор…
Все это происходит справа от глухого маленького разъезда. А слева от него в эту же ночь орудует вторая группа Бибикова. Во главе ее — Федосов и Брызгунов.
Минеры явились сюда тоже с живой приманкой. Только здесь не пьяный хряк в мешке, а два молодых бычка.
Минеры долгое время неподвижно лежат в кустах. Бычки стоят рядом, меланхолично жуя свою жвачку.
Но вот по ту сторону разъезда раздается пронзительный кабаний визг. Потом — топот ног и возбужденные голоса.
Немецкие постовые ничего не понимают. Они выскакивают из ближайшего дзота и настороженно прислушиваются. Но минуты через две, очевидно, догадываются, в чем дело, и многие из них, оставив винтовки, бегут к разъезду, надеясь, надо думать, получить свою долю в этой забавной охоте.
Вот тогда-то Федосов и выпускает бычков.
Не знаю, чем наши минеры «взбодрили» свою приманку. Но бычки вылетают из кустов как очумелые. Задрав хвосты, они несутся к насыпи и, взобравшись на нее, замирают на мгновение. Потом, резко повернув, бегут вдоль бровки.
Немецкие постовые устремляются за бычками. Размахивая винтовками, они стараются согнать бычков с насыпи. Но бычки упорно бегут по полотну.
Здесь повторяется то же, что и у Бибикова. Федосов быстро закладывает мины на второй колее, маскирует их и ныряет в кусты.
Бычки, услышав выстрелы, шарахаются в сторону и пропадают в темноте ночи.
И снова тихо на полотне. Безмолвно стоят немецкие часовые у своих постов. Медленно шагают обходчики…
Через полчаса со стороны Усть-Лабы возникает шум подходящего поезда. Он все ближе и ближе. Мчится бронедрезина, благополучно проскакивая заминированный мост. Освещая путь фонарями, по мосту пробегают четыре немецких обходчика, внимательно осматривая настил. Они сигналят: мост проверен. И к мосту подлетает поезд…
Гремит взрыв. Столб пламени вырывается из-под паровозных колес и тотчас же окутывается облаком пара из лопнувшего котла.
Два новых взрыва сливаются в один оглушительный грохот: это рвутся мины замедленного действия под вагонами поезда…
К разъезду подходит встречный поезд. Впереди
Вагоны наскакивают друг на друга, разбиваются в щепы и образуют бесформенную груду обломков, объятых пламенем…
На следующий день мне приносят радиограмму, только что полученную нашим лагерным радистом от Вали из Краснодара:
«Купили две арбы. Цена высокая».
Это значит: «Взорваны два поезда. Результаты взрыва хорошие».
Под радиограммой стоит таинственная подпись: «Сапожник». Я знаю, кто прислал радиограмму: Яков Ильич Бибиков.
Глава XII
Вскоре после диверсии на железной дороге Жору вызвал к себе полковник Кристман. Войдя к нему в кабинет, Жора сразу заметил, что шеф гестаповцев не в духе.
— Вы знакомы с обычаями черкесов? — спросил Кристман.
— Черкесы — наши соседи, — ответил Жора. — К тому же у моего отца и у меня было немало друзей среди них.
— Тем лучше… Недалеко от Краснодара есть черкесский аул Понежукай. Мне нужно ознакомиться с обстановкой в этом ауле. Ваша помощь будет полезна… я не знаю обычаев черкесов.
— Когда вы собираетесь выехать? — спросил Жора.
— Мы выедем завтра или послезавтра.
Кристман встал, подошел к окну и с минуту стоял молча, постукивая пальцами по стеклу. Жора, достаточно хорошо знавший полковника, понял: шеф нервничает.
— У меня есть основания предполагать, — сказал, помолчав, полковник, — что краснодарское подполье имеет разветвленную сеть филиалов и что один из этих филиалов — аул Понежукай. Но пока это только предположение… И вообще за последние дни я перестал понимать что-либо, — добавил он, хмурясь.
Кристман прошелся по комнате. Остановился, вынул папиросу, хотел закурить. Спички одна за другой ломались у него в руках, и он бросил коробок на стол. Жора еще никогда не видел полковника таким взволнованным.
— Здесь, в вашей Кубани, я попал в какой-то заколдованный лабиринт, — проговорил Кристман. — Порой кажется — нашел наконец выход, но сделаешь шаг — и опять тупик!
— Я не понимаю, о чем вы говорите, господин полковник.
— С вашей помощью мне удалось раскрыть подпольную радиостанцию. Мне казалось, я получил звено, которое позволит вытащить всю цепь. И действительно, радиостанция привела меня к Лысенко. Чего же больше? Он был, бесспорно, одним из руководителей подполья. Но я оказался в тупике: Лысенко умер, не сказав ни слова. Мы пошли искать дальше. Нам повезло: набрели на след штаб-квартиры подпольщиков. И снова тупик: мы нашли всего лишь какие-то обрывки действительно интересных данных. Но и это не все. Ко мне в руки попадает Шлыков. Как вы знаете, я уже давно следил за ним. Но он был умен, опытен и ловко заметал следы. И вот — Шлыков у меня. На этот раз я был твердо убежден, что получил основное звено, что в моих руках — сердце прекрасно организованного подполья. Но фактически я ни на шаг не подвинулся вперед…