Записки президента
Шрифт:
Надо признаться, что время для скандала было выбрано наименее подходящее. Украинский парламент не мог не знать, что в России готовится «шоковая» экономическая реформа с отпуском цен. После образования СНГ моментально напомнили о себе локальные национальные проблемы — скажем, вопрос о немецкой автономии, прибалтийские требования о незамедлительном и без всяких условий выводе войск, требования репрессированных народов Кавказа восстановить историческую справедливость — тоже немедленно и без всяких условий — и так далее…
Вовсю зазвучала тема «развала армии».
Только одно перечисление
Перед выступлением в Совете Безопасности ООН в начале 1992 года я срочно вылетел в Крым на встречу с офицерским составом Черноморского флота на военном корабле «Москва» — он стоял на рейде в Новороссийске.
Эта не совсем обычная встреча была остро необходима в первую очередь офицерам флота. Очень было важно снять ощущение «дистанции» у моряков. «Дистанции» с Россией, с её руководителями, с Москвой. Однако, побывав на сверхмощном военном корабле, на этой гигантской боевой машине, поражающей своей силой и величием, я ощутил, что эта встреча была необходима и мне. Остались в памяти тревожные лица моряков. Они словно спрашивают меня: будет ли Россия по-прежнему морской державой, ощущаем ли мы себя сильной страной?
Да, нам это ощущение нужно.
Почему я пишу о проблеме флота в рамках главы о «шокотерапии»? Дело в том, что объективно такой проблемы не существовало. Существовало желание парламента Украины продемонстрировать свою независимость. Никто не собирался уводить корабли с одной базы на другую (а если б и собирался, то не смог бы), никто не отдавал приказов флоту, вооружённому ядерным оружием, скажем, взять на прицел российские объекты.
Зато в считанные дни удалось создать мощнейший информационный миф о такой опасности!
Примерно так же обстояло дело и с «раскручиванием гиперинфляции», и с «массовой безработицей», и с другими «ужасами» экономической реформы Гайдара, в частности, с «обнищанием народа».
Психологический шок от реформы во много раз превышал её реальные кризисные последствия в жизни каждой семьи. Короче, не так страшен черт, как его малюют.
Хроника реформы ясно показывает: правительство Гайдара работало с первых дней в ужасающей моральной обстановке, когда удары сыпались один за другим, когда стоял непрерывный свист и гвалт в прессе и парламенте. Им не дали практически никакого разгона и хотя бы относительной свободы… Реально по их плану инфляцию можно было резко снизить уже к концу 1992 года, может быть, в первой половине 1993-го.
Почему не добились этого результата? Давайте разбираться.
Меня часто спрашивали, почему тогда, осенью 91-го, в ближайший круг президента не вошли такие популярные в горбачевские времена люди, как Попов, Собчак, Афанасьев.
Действительно, в 89 — 90-е годы это были подлинные лидеры демократической волны. Что же произошло дальше?
Попов и Собчак — сильные независимые политики. Оба выбрали самостоятельный путь. Однако судьба их сложилась по-разному. Гавриил
Юрий Михайлович Лужков, вначале казавшийся фигурой неброской, державшийся в тени такой сильной личности, как Попов, вдруг раскрылся ярко и совершенно неожиданно. После августовских событий 91-го года наметился явный кризис доверия демократической власти. И такие качества Лужкова, как опыт, надёжность, умение руководить сложным организмом современного мегаполиса, вывели его в тот первый ряд политиков, которым многое доверяют и от которых многого ждут. Постепенно, шаг за шагом новый мэр Москвы заставил работать исполнительную власть в московском регионе. Рядом с ним — и молодые заместители, которым только исполнилось по тридцать, и опытные, такие, как Владимир Ресин, который знает Москву десятки лет. Лужков доказал, что не демократия виновата в тяжёлых проблемах посткоммунистического периода. Нормально функционировать муниципальные структуры города могут и при новом устройстве общества.
А Попов сумел достойно и вовремя уйти с «горячего» кресла мэра, вернуться к преподаванию и чистой политике. Он остался прежним Гавриилом Поповым. Что, кстати, не удалось Анатолию Собчаку, который на посту петербургского «градоначальника» был вынужден во многом изменить свой прежний имидж. Из респектабельного политика, профессора-юриста он превратился в жёсткого, властного администратора.
Ну, а Афанасьев — это вечный оппозиционер, за что, кстати, я отношусь к нему с огромной симпатией. Он бы не смог ужиться с любой властью. Такие люди очень нужны, но не в правительстве. Где-то в стороне, на холме, откуда лучше видно…
Так вот среди людей этого ряда — а все они были соратниками по межрегиональной депутатской труппе — Бурбулис был почти единственным, кто смог взять на себя такой большой объём работы, и аппаратной, и политической.
…Осенью 1991 года произошло знакомство Бурбулиса с Гайдаром. Именно тогда Бурбулис попросил директора Института экономики Егора Гайдара подготовить концепцию президентского доклада по экономическим вопросам. Бурбулис вообще командный человек. И когда на подмосковной даче в Архангельском, где шла работа над докладом, он познакомился с командой Гайдара — ему не мог не понравиться этот сплочённый и профессионально, и по-человечески крут единомышленников. Выбор был сделан.
Егор Гайдар вырос в семье, принадлежащей к советской литературной элите. В очень интересной семье. Его дед — знаменитый детский писатель, легендарная и неоднозначная личность — Аркадий Гайдар. А дед по материнской линии — знаменитый уральский сказочник Павел Бажов, великий мастер русского языка. Отец — контр-адмирал, знаменитый журналист Тимур Гайдар, многие годы проработавший зарубежным корреспондентом газеты «Правда». Вместе с отцом Егор жил на Кубе, потом в Югославии. Среднюю школу заканчивал в Белграде. В 1978 году получил «Красный диплом» экономического факультета МГУ, не получив за все годы обучения ни одной «четвёрки», только «отлично». Его деканом был Гавриил Попов.