Записки prostitutki Ket
Шрифт:
– А давайте – ты ляжешь (он показал на Яну) сюда, и ножки на пол, а ты вот тут будешь. Я хочу все видеть.
Режиссер, блин, ну!
А дальше я изобразила все как надо, дядя остервенело боролся за оргазм, подстанывал с Яной дуэтом и руководил процессом.
– Милый, может, ты присоединишься? – в конце концов игриво закинула удочку Яна.
И он таки присоединился.
Режиссировал, опять же, сам. Яна устроилась на нем верхом, мне же определилось место тоже сверху, но выше, на его лице (блин, что ж они не бреются?)
Кончил
А дальше…
А дальше у нас вышел легонький скандальчик. Дядя хотел часть денег назад. Логика была проста, как три копейки.
Ну то есть, за лесбос, мол, оставьте себе все, но пользовал-то только Яну, следовательно, за меня ему надобно вернуть.
Ну, я, значит, так просто, удовольствие получила – он же ж, мол, тоже постарался.
– Ага, щас! – сказали мы с Яной почти что хором и долго рассказывали ему, как и где он неправ.
Через пятнадцать минут он окончательно проникся, понял, что не выйдет, скис, сказал, что больше в жизни не придет и что мы – суки.
– Вот идиоты, а! – задумчиво сказала Яна, когда он наконец-то вымелся за дверь.
Ну что тут скажешь?
Ну… да.
Бизнесмен
Квартирка была убогой. Обои, которые явно не меняли лет тридцать, крашеные скрипучие половицы, раздолбанная мебель и задрипанный палас на полу. Поначалу я даже засомневалась в том, есть ли у обитателя квартиры, который представился Эдиком, деньги, чтобы покупать удовольствие в лице меня, но когда он рассчитался с Сережей, моим таксистом и телохранителем по совместительству, я успокоилась.
Сережа уехал, и мы прошли в комнату.
Если бы я своими глазами не видела таблички с номером квартиры на дверях, я бы подумала, что попала на какой-то склад. В жуткого вида комнатушке вдоль стен были разложены баулы. Они занимали так много места, что почти не оставляли пространства для жизни.
Пожалуй, все, что было ценного в этой квартире – это хозяйский ноутбук да поношенный костюм, висевший на дверце старого серванта.
Кстати, из всей мебели в комнате и были только этот самый сервант, расшатанный диван да два стула, на которые было страшно садиться. Ни шкафа, ни стола в комнате не было.
– Садись, – во весь рот улыбнулся мне Эдик и великодушно указал на диван.
– Миленько, – покривила душой я. Мне нечего было больше сказать.
– Не обращай внимания, – засуетился вдруг он и заявил неожиданно гордо, указав на баулы, – это – товар!
– Аааа! – протянула я и стала стягивать кофточку. В душ решила не идти. Побоялась, что не перенесу вида душевой.
Секс с ним был совершенно обычный, такой, как сотни других моих сексов. Он вяло погладил меня по груди, шлепнул по бедру, отчего я, очевидно, должна
Чутьем я поняла: больше ему и не нужно.
Мы лежали рядом, и я вяло решала: сбежать уже сейчас или полежать с ним остаток оплаченного часа.
– Жениться хочу! – сказал он вдруг. Прозвучало это как-то истерически.
– Женись, – спокойно ответила я и потянулась за сигаретой и пепельницей, попутно рассматривая кандидата в чьи-то мужья.
Он посмотрел на меня с укоризной, будто я совсем не в себе.
– Ну ты че! Где она, а где я?
Да вот уж, действительно. Судя по виду комнаты, в которой он жил, свадьба была страшно далека.
– А где ты? – спросила я скорее для того, чтоб поддержать разговор.
– Ну вот смотри, – начал он монолог, и я поняла, что это надолго, – я приехал из жопы мира… Родился в Гюмри, оттуда уехал в Самару, и вот второй год как в Питере. Это, конечно, шаг.
– Шаг, – согласилась я, и еще раз осмотрела комнатушку, – так а что она-то? Замуж не идет?
– Не идет, – грустно согласился он, – но она передумает!
И вдруг, почти без паузы, мечтательно:
– Она знаешь какая! Красивая! Педагогический закончила, преподает, курсы еще ведет, английского…
– И что, ты тоже английский знаешь? – спросила я скорее для проформы.
– Ну не, ты че, – как-то даже возмутился он, – русский до конца б выучить… У нее квартира большая, прямо на Невском, представляешь?
Закурил, задумался.
– Ну ничего! Я еще раскручусь! У меня, знаешь, жилка есть!
– А чем занимаешься-то? – заинтересованно спросила я. Комнатушка никак не вязалась с жилкой.
– Бизнесом! – гордо сказал он и многозначительно показал глазами на баулы.
– И что в них?
– Сумки! – он подскочил с кровати, подтянул баул и развязал его. – Смотри!
Это был какой-то сумкотрэш. Розовые дольчегабаны с расползающимися нитками в строчках, пахнущие затхлым дермантином красно-желтые шанели с пошарпанными позолоченными цепочками и совсем уж безумные луивитоны со стекляшками, которым Эдик польстил, гордо назвав их «стразами этого, как его, Варовского».
– Слуушай! – ему явно пришла в голову какая-то идея. – Ты же с девочками общаешься, помоги распродать, а? С меня – процент, пять долларов со штуки…
– Боюсь, не распродам, – саркастически хмыкнула я.
Да что там «не распродам»! Я перестала бы общаться с человеком, не постеснявшимся носить такое.
Он сарказма не заметил, и в следующие двадцать минут я узнала дивную историю становления Эдика в большом бизнесе.
Если быть совсем краткой, то вскоре после приезда в Питер он познакомился с неким китайцем Ваней, и Ваня этот совсем по дешевке сбыл ему партию великолепных сумок, по пятнадцать долларов за штуку. Деньги у Эдика были – прислала мама из Гюмри.