Записки prostitutki Ket
Шрифт:
Первые года полтора там было все нормально, она сидела дома, он работал.
А потом он вдруг сорвался и ушел в свою реальность.
И в этой реальности для нормальной жизни места не было.
Дома, в ее однушке на окраине, случился персональный Любкин ад.
Когда в шкафчике остался только рис, она нашла работу.
Институт давно был брошен и забыт, делать она ничего не умела – устроилась в ларек.
Сережа не исчез из ее жизни. Так бывает только в сказках.
Он перебивается случайными копейками, ворует заработанные ею деньги,
Она говорит:
– Ну вот, такой у меня крест.
Я ору на нее:
– Люба, нет ни хрена крестов, кроме тех, которые мы сами на себя взвалили!
А она нам:
– Люблю его. Вот люблю. Ты думаешь, не выгоняла? Выгоняла, выставляла. А потом – не могу. Просто не могу жить. С ним – не могу, без него – не могу.
У нее страшно отросли корни волос, а денег лишних нет даже на дешевенькую краску; маникюр у нее уже свой, какой есть, на лице – чуть-чуть уже морщинки.
И давно кончились цепочки и золотые кольца.
Любка сидит в темно-синих штанах и в легком сером свитере под горло.
В глазах у нее – даже не усталость.
Усталость – это то, что можно снять сном.
Мы курим, разливаем вторую, курим, молчим, курим.
И она говорит нам:
– Вот так, девки, бывает. Я, представляете, в Буршель Араби столько раз была…
Ну вы ж знаете, девки, Парус в Дубаях? Самая дорогая гостиница в мире.
Там все в золоте. Я в сказке была… Мне, бывало, «на чай», так, запросто, по штуке оставляли. Не в наших деньгах, девки.
Ты ж помнишь, Лиза, какая я приезжала? Я на тряпки дешевле двухсот баксов даже не смотрела. Ты помнишь, сколько у меня золота было?
А сейчас вот (она показывает на ноги) штаны за триста пятьдесят рублей, и свитер этот мне соседка подарила, на нее маленький стал. А я взяла.
И курточку я, знаете, где купила?
Любка машет рукой в сторону коридора.
– В секонд-хенде нашла, повезло мне. Очень радовалась, девки… она приличная…
Ну вот, девки… Жизнь, сука, такие качели…
Звоночки
Муж ушел от Веры классически некрасиво, так, как уходят не слишком хорошие люди.
Просто она однажды с ребенком вернулась домой (в гостях была, у сестры, в другом городе), а дома – никого и ничего.
Ну, то есть ладно бы дома просто не было мужа.
Веру встретила почти пустая квартира. Стол, шкаф, диван.
Не было ни холодильника, ни телевизора, ни ноутбука. Старенькой микроволновки – тоже.
А также фена, мультиварки и стиралки.
И бойлера не было. Остались одни провода, сиротливо торчащие из гипсокартонного потолка.
Ни сложенных стопочкой полотенец, новых, с бирками, ни постельного белья, ни пушистого серого покрывала. И даже набор недорогих стаканчиков, еще в коробке, подаренный Вере приятельницей, – тоже исчез.
Вместе с набором в небытие ушли четыре тысячи отложенных зеленых и маленькие золотые Верины сережки,
Ну и так еще, по мелочам, вроде двухкилограммовой пачки стирального порошка, кастрюлек, тарелок и романтичной упаковки ароматических свечей с запахом лаванды.
Все можно было бы списать на воров, но вещи мужа исчезли вместе с ним. Зато в дверях остались целые замки.
В общем-то, все было ясно: муж от Веры ушел. И забрал с собой все хоть немного ценное, что в квартире было.
Оставив немилую уже жену и почти двухлетнего сына.
Вера давно чувствовала, что с мужем происходит что-то не то. Последние дни перед ее отъездом он был задумчив, раздражителен и зол. Ну и вот.
Телефон мужа молчал. Его приятели, спешно обзвоненные Верой, сбивчиво объясняли, что сами не видели Виталика уже дней десять, и норовили поскорее закончить разговор.
Свекровь, никогда не любившая Веру, заорала в трубку, чтоб ее не беспокоили. Телефонов коллег мужа Вера не знала.
Через неделю осунувшаяся Вера все-таки выловила мужа возле его работы. И кое-что начало проясняться. Ну да, он ушел. Ну да, ему осточертела жизнь семейная, да и девушка его (!) уже давно нравится Виталику гораздо больше, чем собственная жена.
У его девушки жить негде – там родители. У Виталика – тоже. Какой человек в здравом уме захочет жить с его мамой?..
Молодые сняли квартиру. Но надо же с чего-то начинать семейную жизнь. Поэтому Виталик забрал из Вериной квартиры все то, что посчитал нужным. И ладно бы он забрал то, что сам туда принес, или совместно нажитое. Нет, если б было так просто – то и черт бы с ними, с вещами.
Все дело в том, что муж забрал то, что было в квартире до него. То есть холодильник, телевизор и микроволновку. И бойлер тоже, да. Снял со стены и забрал.
А также личный Верин фен. И сережки. И стаканчики. И покрывало с полотенцами.
Почему? А все правильно! Вера же сидела в декрете, не работала. А кто ее кормил все это время? Кто ей все это время покупал колготки и прокладки?
Вот, компенсация.
Через час после этого разговора мы с Машей, как действительно скорая психологическая помощь, сидели в Вериной опустевшей квартире. Маленький Лешка в углу катал паровозик, Вера плакала, смотрела на нас и задавала вопросы без ответов.
Как же так? Вот как это так – прожить с человеком бок о бок три года, выйти за него замуж, родить ему сына, и чтоб потом такое… Чтоб этот самый человек – и мог так поступить. И не в вещах дело, хотя в них тоже, – дело в ситуации. Как же так могло произойти? Ведь он же, Виталик, был не таким!
Мы говорили Вере какую-то полагающуюся в такой ситуации розовую чушь: что все наладится, что переживать не надо, что Вера снова заработает себе на все новое, лучшее…
Не смогли только ответить на Верин вопрос – как могло произойти, что Виталик так внезапно стал таким? Чтоб забрать из квартиры даже то, что ему не принадлежало?