Записки рецидивиста
Шрифт:
Утром его арестовала милиция за ларек. В отделении, когда делали шмон, никто не обратил внимания на его мазутные тряпки и бросили их в урну.
На другой день в милицию поступило заявление от родителей девочки: пропала дочка. Начальник уголовного розыска опросил родителей о приметах девочки, ее одежды. Косынка и навела его на мысль. Вспомнили и ларек, и парня, и его тряпки. Большого труда не составило в одной из тряпок опознать косынку девочки.
Когда парня вызвали на допрос, он поначалу от всего отказывался. Стали бить, он признался.
Такую грустную историю
— Слушай, ты, Отелло по «лохматым сейфам», у тебя сразу три статьи. Вышку ты себе уже заработал. Даже если судьи окажутся сердобольными и дадут тебе пятнашку, наши ребята в зоне тебя все равно пришьют, это как пить дать. У нас, воров в законе, очень уж «трусишников» не уважают. Последний шнырь тебя прирежет. В лучшем случае станешь ты Марусей и все свои молодые годы проведешь под нарами и за мытьем параши. Поскольку ты мне помогал, подавал жратву с кормушки, дам тебе хороший совет: разорви рубаху, сделай петлю и вздернись, чтобы другие не делали это за тебя. Но не сейчас, а то и тебя повесят на меня. Только сто третьей не хватало мне для полного счастья в моей-то ситуации.
Парень горько заплакал. Дня через два его увели, больше я его не видел.
В спецприемнике Котовска я просидел месяц. Однажды открылась дверь камеры и на пороге появился улыбающийся майор Стратонов в белой рубашке.
— Что, орден получил, начальник? Отпусти на свободу. За что взяли? — спросил я.
— Да нет, Дим Димыч дорогой, за тобой из Жмеринки приехали, видно, наследил порядочно.
— Да ты что, начальник. Вся моя вина, что не поехал в пункт предписания, когда освободился из Самарканда. Ну ты мне скажи, чего я не видел в этом вонючем Гурьеве?
Майор завел меня в кабинет, там были два милиционера: капитан, в годах уже, и молодой лейтенант. Они считали мои деньги и складывали в чемоданчик. Я знал, что там должно быть восемнадцать тысяч, тысячу я потратил, а пятнадцать тысяч…
Когда я с Павликом и Валентином расстался в Жмеринке после «жирного» ужина у Михаила Моисеевича, то не сразу уехал к Кирюше. Мне надо было попасть на станцию Рахны.
В Рахнах жила женщина. Звали ее Юля. Муж ее, Гриша, был мой подельник.
После того как на третьем году из Билибино меня этапом отправили в Вилюйск, там в зоне мы с ним и встретились. Досиживал он за кражу последний год.
Освободившись из зоны, я приехал в Ростов. Гриша к этому времени женился, жена родила двоих детей, и жили они на станции Рахны. Я дал Грише телеграмму, чтобы он выезжал в «командировку» в Ростов. Разыскал Толю Кащея, прозванного так за свою худобу и феноменальную прожорливость, Арсена по кличке Армян, ростовских воров. У Гриши была кличка Луи за любовь к джазу и песням Луи Армстронга. Многих пригласили из других городов: Москвы, Вильнюса, Киева. Собралось человек сорок. Были Акула, Серега Морган, Ваня Чурбан, Витя Чита, Генка Пихан, Володя Купорос, из Грозного в последний момент прикатили Юрка Тюля, Жорка Перс, Гришка Кабан из Бароновки. Этих ребят я знал по работе или по зонам.
Собрались
Наш сходняк-симпозиум был посвящен научной организации труда. Не отставать же от технического прогресса. Все прошло довольно организованно. В назначенное время «подрулили» делегаты, в вестибюле швейцару сдали оружие. По нашим законам не положено брать на совещание даже перочинный нож. Мало ли что, вдруг кто-то вспылит, а нервишки у многих слабые, «работа» вон какая опасная и вредная. А за вредность не платят, путевки на курорты и в санатории не дают как не членам профсоюза. А если и дают куда «путевки», то от прокуратуры и в места не столь теплые, как хотелось бы: или в Бодайбо на Мамаканские рудники, или под Татарским проливом «метро» копать. Ох и гиблые места! Довелось мне с Фараоном побывать в этих местах. Не приведи Господь!
На сходе у нас возникли кое-какие разногласия на идейной почве. Застойный период не обошел и нас стороной. Одни предлагали скоррумпироваться с правоохранительными органами, другие — воры старого, сталинского режима — считали, этого делать ни в коем случае нельзя. Поскольку, если что, ментам нас легче будет заметать, у них о нас будет гораздо больше информации. Трудно будет установить, кто кого продает. Из молодых были Матрос с Кабаном из Днепропетровска. Они-то, в основном, и баламутили больше всех.
Чита сказал:
— А что думает Дим Димыч? Какая у него платформа? Скажи, Дим Димыч. А то сидишь да башкой крутишь, как сивый мерин.
— Я что, я как все, хотя считаю: брать ментов в долю негоже. Наше дело убегать, их — догонять. Линия четкая и годами проверенная. Не стоит от нее отступать. Иначе хана всем. Смотри, Матрос, плохо кончите, если свяжетесь с ментами.
— Ну, Дим Димыч, ты настоящий консерватор и бюрократ, — сказал Матрос.
Решили большими кодлами не работать, поменьше мокрых дел, шире использовать местные кадры — наводчиков, поделили и зоны действий.
В свой «экипаж» я взял Луи, Кащея, специалиста по сейфам, и Армяна, он раньше электромонтером работал, разбирался в сигнализации.
Кащей предлагал пятым взять одного гоп-стопника: хороший парень, говорил.
— Послушай, Кащей, за кого ты меня принимаешь, не с тобой ли мы в зоне в Дудинке сидели? Этим «ломом подпоясанным» я в зонах никогда не доверял. Самое большое, что я им разрешал, — окурки собирать за собой, да прохоря чистить. Твоя гнилая идея, Кащей, отпадает. Ты же не хочешь, чтобы я перестал себя уважать.
Мы удачно взяли сберкассу в Азове и ювелирный в Шахтах. Подробности опускаю, секрет фирмы. Товар оптом сбыли ростовским скупщикам-барыгам. Куш получился приличный. Надо было сделать передых.
Больше всего я опасался за Кащея. Уж очень он любил погулять. Его же прожорливость и подвела. А ведь сколько раз я его предупреждал: в кабаках не светиться. Две недели гудел Кащей в ресторанах с друзьями и блядями, швырял деньгами. В ресторане «Ростов» его и взяли во время одной из драк.