Записки рецидивиста

Пономарев Виктор

— Так здесь прокаженные раньше жили. Их вывезли на Аральское море и поселили на острове Муйнак. А здесь все взорвали и порошком посыпали, чтобы зеки не заразились. Бараки и корпус мы уже потом построили.

— А сейчас что строите? — спросил я.

— Пока вольные скалы взрывают, мы камни на тачках вывозим. А что строить будем, никто не знает.

После бани повели на ужин. А после ужина была проверка. Через зону шла выложенная из камня дорога. На ней и выстраивали зеков. Впереди, в окружении отрядных, стоял Малахов, заложив руки за спину и качаясь из стороны в сторону. Мне показалось, что он сильно пьян. Я сказал «местным»

зекам:

— Так он торченый глухо.

— Да он на вечерней проверке еще ни разу не был трезвый, — ответили зеки.

А «хозяин» кричал на всю зону:

— А ну, выходите из бараков! Стройтесь быстрей! Кому говорят!

После просчета все зеки разбрелись по баракам. Я попал в барак под названием Шанхай. Здесь как в казино: играют под интерес в карты, кости, музыканты на баяне играют, на гитарах, поют.

Встретил кентов по прежним зонам: Сашку Шмагу — картежного шулера, Майбороду, с которым сидели в зоне Навои. Из Навои он тоже уходил в «эмиграцию», только чуть раньше меня. Тоже поймали, осудили и в награду сюда привезли.

Пришел ко мне Володя Федот, солдатик, что за убийство со мной в «крытой» сидел. Он-то и рассказал мне про порядки и каторжную работу в зоне:

— Дим Димыч, иди ко мне помощником работать. Я механиком здесь работаю, дизель гоняю, электричество в забой подаю, где взрывные работы идут. Наверху бетономешалка стоит, бетоном потом опалубку в забое заливают. По доскам на тачках в забой бетон возят и заливают. Работа что у дьявола в жопе, температура за пятьдесят зашкаливает. У меня есть один вольный механик, еврей. Я с ним перебазарю насчет тебя. У нас старый дизель есть, так будем его потихоньку перебирать.

На другой день нас повели в рабочую зону, а до нее километров шесть пешим ходом по жаре. В рабочей зоне солдатская вахта, большие решетчатые ворота и колючая проволока километра на три вокруг. Разбрелись по объектам. Федот привел меня к себе: маленькая конторка, раздевалка, и под навесом дизель рабочий стоит. Федот завел его, дал ток по объектам. Сзади конторки тоже большой дизель стоял, стали его разбирать. Я снял головку, а она килограммов пятьдесят, поднял на живот и опустил на землю. Еврей только глазами лупает, а Володя говорит ему:

— Автокрана не надо, Дим Димыч заместо него. Так что, Семеныч, берем его к себе?

— Хорошо, я согласен. Пусть только заявление напишет. Будет у нас слесарем по водопроводу числиться, — ответил маленький щуплый Семеныч, глядя на которого, я сделал вывод: «Слабоват мужик, такого соплей можно перешибить пополам».

А водопровода как такового не было. Стояла цистерна, в нее водовозы из Амударьи воду возили. Моя задача: взял ключ на двадцать два, повернул риску на кране, и вода по трубе херачит на бетономешалку. Еще я выполнял сварочные работы. Подъезжали машины: кому борт, кому крыло подварить.

Спасибо Володе Федоту, это благодаря ему у меня оказалась такая блатная работа. А то бы тачки с камнями пришлось таскать из забоя наверх.

Первым делом я сварил большой бак, поставил его на стойки и налил воду. Отличный душ получился, за день вода нагревалась капитально. Сделал штангу и гантели. За час до съема занимаемся с Федотом штангой и гантелями, потом душ. Легче после этого топать в жилую зону.

За день каменный барак так нагревался, что заходишь в него, как в парилку. Духота — невозможная, и миллиарды комаров в нем, что летят в гости к нам с Амударьи. Стекол в бараке

нет, не держатся от взрывов в карьере, вылетают. А взрывы начинаются вечером, как только с работы приходим. Да и сам барак изнутри больше похож на убойный цех мясокомбината: все стены в кровавых разводах от комаров. Они напьются нашей крови, садятся на стены, а мы устраиваем им газават, лупим их.

Вечернюю проверку проводит, как всегда пьяный, начальник лагеря. После просчета все зеки опять расходятся по баракам.

2

Как-то вышли на работу, только переоделись, ко мне подошел Майборода. Пожалуй, не было такой зоны, из которой он бы не пытался бежать, использует малейшую возможность. Вот и сейчас говорит мне:

— Дим Димыч, пойдем со мной.

Завел меня в сделанную из камней траншею, отодвинул камень, показал большой нож и пачку денег.

— Вот, Дим Димыч, я все приготовил. Нужна твоя помощь. Зайдет к вам водовозка на ремонт — подварить что-нибудь, так я залезу в бочку, а ты слегка прихватишь сваркой верхний люк, а там, за зоной, я выбью его. Я наблюдал, как солдаты шмонают машины, они в люк даже не заглядывают. Так, для проформы, стукнут прикладом по крышке, и все. Но ты на всякий случай сваркой прихвати крышку, чтобы они вообще не «щекотнулись».

Через два дня подъехала водовозка к нашей дизельной, надо было крыло приварить. Шофер ушел в конторку и там сидел, разговаривал с Федотом, я варил крыло. В это время подошел Майборода, залез на машину, откинул крышку люка и влез в бочку. Я забрался на машину, быстро прихватил крышку сваркой и спрыгнул на землю. Когда шофер вышел из конторки, я доваривал на крыле последний шов.

— Ну, как дела? — спросил шофер.

— Все готово, начальник. Все на мази, — ответил я.

Шофер влез в кабину и поехал. А я издали стал наблюдать за машиной. Она въехала на территорию вахты, солдаты проверили ее, один залез даже наверх, постоял на люке и спрыгнул вниз. Машина выехала за зону. От напряжения я и то взмок весь, тяжело вздохнул и подумал: «А каково там Майбороде в бочке? Ну, слава Богу. Пронесло. Молодец Майборода, как все продумал натурально». Это был его девятый побег. Вот только вопрос: надолго ли?

А мы продолжали строить коммунизм. Так нам иногда говорили на политчасе. Только никто из зеков толком не знал, что строил, для чего. Одни тяжелые бетонные работы да работа в каменоломне. От каменного пекла и солнца люди были черные, как негры. Одна у них была радость — кормили хорошо. Сколько я тюрем прошел и лагерей, а такой жеванины нигде не видел. Из Нукуса привозили сбой: печень, языки, сердце, мослы. Баланда получалась жирная, вкусная и с мясом.

Вечером, как обычно, в бараке музыка «камерная», пляски. Иногда в барак вваливал сам «хозяин» с надзирателями. В это время раздавался крик атасника на дверях: «Атас! Менты!» Музыка прекращалась, карты «спуливались». Майор с красными от пьянки глазами становился посреди барака, качаясь взад-вперед, и начинал кричать:

— Ну, волки, и накурили! Поменьше курите! Жалобы есть? Какие? Говорите!

Я постоянно внимательно к нему присматривался и понял: Малахов — человек хороший. А этот его напускной тон больше для понта. В БУР и изолятор он почти никого не сажал. БУР стоял пустой, а если кто и попадал в изолятор за карты, то долго там не сидел, от силы дня три. Зайдет Малахов в изолятор, надзиратель откроет камеру, и майор спросит зека: