Записки солдата
Шрифт:
— Расстреляют? — спросил Ивась.
— Непременно! — заверил Гриц. — Не выкрутится. Он ведь был связан с бандой Левченко и Кота!
— Во всяком случае, убеждения у него контрреволюционные, петлюровские, — прибавил Карабутенко.
А через минуту после этого разговора к нему подошел Мирон и тоже сообщил:
— Нойко взяли! Слыхал? Жаль человека, а с другой стороны… — он развел руками.
— А мне не жаль, — не сдержался Ивась. — Мне Ивана Крыцю жаль.
16
Штаб 14-й кавдивизии выехал
Ивасю, приехавшему на следующий день на пасхальные каникулы, рассказали, что погибли представитель укома партии и одиннадцать крестьян, собравшиеся на заседание комбеда и поджидавшие недавно вернувшегося с фронта Ивана Латку, своего председателя, который запоздал и таким образом, благодаря счастливому случаю, спасся от смерти.
Ивась увидел опечаленного Латку у тела представителя укома. Латка поздоровался с Ивасем за руку, спросил о Хоме, но смотрел на убитого, и мысли его, очевидно, были далеко. Ивасю показалось, что, если спросить сейчас Латку, с кем он поздоровался, тот не ответит.
— Начинается… — сказал он наконец. — Начинается… Надо что-то делать…
Ивась хотел сказать, что ни одного местного в банде не заметили, что она уже далеко от Мамаевки и, не останавливаясь, уходит на запад.
Латка словно угадал его мысли.
— Кот жив, — сказал он. — И не меньше двадцати кулацких сынков-бандитов еще прячутся.
Ивась, слушая Латку, рассматривал его. Председатель комбеда выглядел спокойнее, глаза потеряли прежний болезненный, лихорадочный блеск.
— И Нойко выпустили…
— Как?! — изумился Ивась.
— А так… Очень просто: в банде не был, с петлюровскими речами не выступал…
— Но ведь он убежденный петлюровец!
— Свобода, брат, совести… Нет состава преступления… Знаешь, что это такое?..
Ивась кивнул.
— Ну, теперь, думаю, он будет тихенький, — успокоил себя Латка.
В пасхальное воскресенье «Просвита» решила спектакля не давать, чтобы избежать неприятностей с пьяными, которых в такие дни всегда много… Показали «Борцов за идеи» в понедельник, и тут Ивась увидел Нойко.
— Кто-то жаждал моей крови, — сказал тот, поздоровавшись. — Но не вышло. В Чека сидят настоящие коммунисты, а не доморощенные мамаевские деятели.
— А вы же доказывали, что все коммунисты уголовники-рецидивисты? — заметил Ивась, чувствуя, как кровь прилила к лицу.
— Так донесите на меня! — глядя ему в глаза, проговорил Нойко.
— Зачем же доносить? Я могу сказать открыто, — выдержав его взгляд, ответил Карабутенко.
Лицо Нойко вдруг изменилось. Ласково улыбнувшись, он потрепал Ивася по плечу:
— Не будем ссориться… Должен правду сказать — я во многом ошибался…
Ивась опустил глаза. «Удушение посредством объятий» — вспомнились ему слова из прочитанной недавно политической статьи.
— Мы же теперь с вами коллеги — педагоги…
Карабутенко выдавил улыбку и, понося себя мысленно за мягкотелость, молча кивнул и отошел, чтобы поздороваться с другими членами «Просвиты».
Прошло несколько дней, и предчувствие Латки оправдалось. Бандиты ограбили кооператив в Журавке (так назывался дальний край Мамаевки, отделенный от села ручьем) и убили одного комбедовца. Сосед убитого рассказал, что узнал Петра Кота и еще нескольких кулаков и кулачат…
А когда Карабутенко после каникул возвращался в семинарию, его обогнал Латка, тоже направлявшийся в уезд, чтобы договориться об организации в Мамаевке отряда самообороны. Собственно, отряд уже был создан, речь шла о составе. Иван Гаврилович предлагал амнистировать и включить в отряд дезертиров, которые, боясь кары за неявку на призывной пункт, прячутся еще с прошлого лета.
Согласие в уезде было получено, и мамаевский отряд, состоящий из десяти комбедовцев, сильно увеличился.
Поскольку экзамены в те времена считались пережитком проклятого прошлого, выпускных экзаменов не было. Но в семинарии нашли каплю дегтя, чтобы испортить бочку радости новоиспеченным педагогам: в документах было написано, что такой-то, имярек, «прослушал курс реформированной учительской семинарии». Не окончил семинарию, а прослушал курс…
Впрочем, эта мелочь не отразилась на праздничном настроении Ивася. Он — учитель! Он — самостоятельный человек! Он — сам себе хозяин!
Свое совершеннолетие Карабутенко отметил вступлением в комсомол. Его марксистские взгляды были известны всем, поскольку политические дискуссии проводились в коридорах семинарии ежедневно, и потому его заявление восприняли как естественный шаг. Никакой внутренней борьбы, как бывало раньше, Ивась не переживал. В конце концов, он уже взрослый! До каких же пор держаться за мамину юбку?.. Он даже жалел, что не сделал этого раньше, тогда ему не приходилось бы оставаться свидетелем там, где хотелось действовать активно.
Теперь не надо больше пускаться на хитрости. Он — совершеннолетний, и в кармане у него — назначение в одну из мамаевских школ. Одновременно его назначили завполитпросветом Мамаевской волости. Он будет отвечать за всю политическую и культурно-просветительную работу.
Отвечать!
Карабут
1
На очередном собрании «Просвиты» Ивася единогласно избрали председателем. Теперь ему предстояло заботиться о явке «актеров» на репетиции и спектакли, о керосине для освещения зала, о пудре, шерсти и клейстере для грима, о музыкантах, живших в разных концах Мамаевки, так что за некоторыми из них приходилось посылать подводу, об изготовлении билетов и, наконец, о качестве спектаклей, режиссером которых был он сам.