Записки старого козла
Шрифт:
он покинул ванную и подошел к телефону.
– алло, это Генри Беккет. я не смогу сегодня выйти, я болен, что? ужасное расстройство желудка, просто кошмарное.
он повесил трубку и снова посетил ванную – бесполезно – все без изменений, пустив воду в ванну, он вернулся к телефону и позвонил в поликлинику, сестра сказала, что может записать его на прием в следующую среду.
– послушайте, – закричал он в трубку, – это критический случай! я должен показаться доктору немедленно! вопрос жизни и смерти! я не могу вам сказать, нет, не могу,
ему назначили на три тридцать.
он разделся и забрался в ванну, теперь выяснилось, что все его тело постигла та же участь – оно стало совершенно все золотистое и в зеленый горошек: и живот, и спина, и мошонка, и пенис, и ничем это не смывалось – ни мылом, ни шампунем. Генри вылез из ванной, вытерся и стал одеваться.
зазвонил телефон, оказалось, Глория – его подружка, они работали вместе.
– Глория, не могу я сказать тебе, что случилось! это так ужасно… да нет, не сифилис, это хуже, ну не могу я тебе объяснить, ты просто не поверишь.
Глория пообещала прийти в свой обеденный перерыв.
– пожалуйста, не надо, детка, иначе я покончу с собой.
– тогда я приду прямо сейчас! – закричала она.
– прошу, умоляю, не надо…
она дала отбой. Генри постоял, таращась на телефон, затем повесил трубку и снова сунулся в ванную – без изменений, тогда он вернулся в спальню и лег на кровать, он лежал и смотрел в потолок, покрытый паутиной трещин, странно, ведь он впервые заметил эти трещины на своем потолке, и выглядели они приветливо, элегантно и даже обаятельно, до его слуха доносился уличный шум: щебет птиц, голоса людей – какая-то женщина уговаривала своего ребенка: «ну, иди быстрее, пожалуйста», и периодически жужжал самолет.
задребезжал дверной звонок. Беккет выскочил в переднюю комнату и, приоткрыв штору, выглянул наружу – это пришла Глория, на ней были белая блузка и голубая летняя юбочка, такой привлекательной он ее давно не видел, рыжеватая блондинка в самом соку, правда, нос слегка толстоват и портит первое впечатление, но со временем и он становится милым. Генри замер, он слышал, как тикает его сердце, словно пусковой механизм бомбы в пустом шкафу; казалось, все его внутренности удалили и осталось одно лишь сердце – гулкая пустота образовалась внутри, огромная пустота.
– я не могу тебя впустить, Глория!
– открой дверь, к чертовой матери, ты, недоумок!
она металась у окна, пытаясь заглянуть сквозь шторы внутрь.
– Глория, ты не понимаешь…
– я сказала, ОТКРОЙ ДВЕРЬ!
– ладно, – закричал он в ответ, – черт с тобой, сейчас!
пот бежал у него с головы, заливая уши, шею, глаза.
Генри подошел к двери и резко отворил ее.
– боже! – вскрикнула Глория, закрывая рот рукой.
– я говорил тебе, пытался остановить, я предупреждал!
Генри отошел в глубь комнаты. Глория прикрыла дверь и последовала за ним.
– что это?
– не знаю, черт, понятия не имею, не прикасайся ко мне, вдруг это
– бедный Генри, мой несчастный мальчик… она продолжала следовать за ним. Генри, отступая, споткнулся о мусорную корзину.
– о черт! я же сказал тебе: не приближайся.
– ну почему, ты даже стал красивее!
– КРАСИВЕЕ?! – завопил Генри. – НО Я НЕ МОГУ ПРОДАВАТЬ СТРАХОВЫЕ ПОЛИСЫ В ТАКОМ ВИДЕ, ЭТО ТЫ ПОНИМАЕШЬ?!
и вдруг они оба засмеялись, но потом он опустился на кушетку и заплакал, обхватив свою золотистую в зеленый горошек голову руками, он горько рыдал, причитая:
– господи, ну почему это не рак, не сердечный приступ, что-нибудь простое и понятное? Бог обосрал меня с ног до головы, просто взял и обосрал!
Глория стала целовать его в шею, руки, но он оттолкнул ее.
– прекрати, прекрати это!
– я люблю тебя, Генри, и мне это вовсе не мешает.
– ты рехнулась, чертова баба.
– да, наверное… Когда ты идешь к врачу?
– в полчетвертого.
– мне нужно возвращаться на работу, ты позвони мне, когда что-нибудь прояснится, я освобожусь к вечеру.
– ладно, ладно… и Глория ушла.
в три десять Генри натянул шляпу на глаза, обвязал горло шарфом, надел темные очки, он ехал к доктору, стараясь смотреть только прямо перед собой и не привлекать ничьего внимания; к счастью, ему это вполне удалось.
в приемной у доктора все посетители читали прессу – «Лайф», «Лук», «Ньюсуик» и т. д. стульев и диванов едва хватало, стояла невыносимая жара, слышался шорох переворачиваемых страниц. Генри уткнулся в свой журнал и старался не привлекать к себе внимания, минут пятнадцать – двадцать все шло нормально, но потом маленькая девочка, игравшая с воздушным шариком, оказалась совсем рядом, шарик отскочил от башмака Генри, девочка подбежала, подхватила шарик и посмотрела на странного дядю, затем она бросилась к своей матери – уродине с ушами как блинчики и крошечными паучьими глазенками.
– ма-ма-а! – заголосила девчонка. – а что у этого дяди с лицом?
мама сказала:
– Ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш!
– но оно все желтое и в больших лиловых пятнах!
– Мэри Энн, я сказала тебе, замолчи! прекрати свою беготню и сядь рядом со мной! слышишь, немедленно сядь!
– ну, мамочка! – захныкала девчонка, но села рядом.
она сидела, шмыгала носом и глазела на Генри, вскоре их вызвали к доктору, пациенты заходили и выходили из кабинета, наконец вызвали и Генри.
– мистер Беккет, как себя чувствуете? – спросил доктор, что-то записывая.
– посмотрите на меня и увидите.
доктор поднял голову и вскрикнул:
– господи боже мой!
– вот так примерно и чувствую, – сказал мистер Беккет.
– я никогда не видел ничего подобного! Пожалуйста, разденьтесь и садитесь за стол, когда это впервые случилось?
– сегодня утром, когда я проснулся.
– как вы себя чувствуете?
– как будто меня вымазали говном, которое не стирается.