Записки ущербного фуили
Шрифт:
Что со мной? К тому моменту я уже понял, что со мной. Я был сломан! Я был ущербным! Как мне сказать это Первому?
И я солгал. Впервые в жизни я умышленно сказал неправду, потому что он уже не мог ощущать мои чувства. Я внезапно оказался в уникальном положении: единственный фуили, который мог скрыть ложь! Наверно, это проклятье, но вероятно, и полезная способность, которой пользуются люди и которая передалась мне.
– Все нормально, - ответил я, - Очевидно, мы оба просто устали.
Я, словно не фуили, холодно взвешивал варианты.
Теперь все зависело от Первого. Он сказал:
– Надо информировать о пришельцах остальных. Но сделать это мягко, так же, как привел меня к знанию ты.
– Он коснулся моего плеча.
– Я благодарен за твою осторожность, Джефапроникитафреказанзис.
Я наклонил голову.
– Я вижу, это тяжкое знание, - продолжал Первый.
– Очень. И я поражен как сумел ты пережить такое, не разбившись. Ведь тебя никто не готовил к тому, что ты нашел.
Первый сказал - "не разбившись". Он не сказал - "не сломавшись". Значит, он все понял? Я поднял голову. Первый долго смотре мне в глаза. Я уже не мог непосредственно связать свой мозг с его мозгом, но, я уверен, я понял его соучастие и сострадание. И поддержку. И у меня появилась робкая надежда, что полное понимание возможно и без чтения мыслей.
Я вернулся к людям. Я уже перестал удивляться схожести нашей мимики: например, кивок в знак согласия, покачивание головы - в знак отрицания, а когда уголки рта-прорези поднимались вверх, это, безусловно, обозначало улыбку. Хотя своеобразный кашель, который люди называли "смех", мои коллеги скорее всего сочтут доказательством их принадлежности к животным. Наконец разговор подошел к главному. И неприятному для меня. Я сказал:
– Если вы и вам подобные хотите пребывать на этой планете, нужно согласиться с некоторыми необходимыми условиями.
– Какими?
– Самое главное - признать превосходство фуили. А также смириться с ограничением вашей численности и деятельности здесь и с постоянным статусом объекта наших научных исследований.
Они смотрели прямо на меня. Я знал, что плохо еще владею языком, с трудом выговариваю многие звуки. Но, конечно, они поняли суть, и покраснение открытых участков кожи на лице явилось, вероятно, признаком сильной обиды.
– Почему?
– спросил наконец человек-Барри.
– Что дает вам право...
Человек-Кэтрин оборвал его резким словом.
Я пытался объяснить.
–
– Простите, если я ошибаюсь, но, по-моему, лично Вы, Джефри, не считаете нас много ниже себя, - заметил человек-Кэтрин.
– Разве это не противоречит сказанному Вами?
Как ни было больно, я должен был ответить.
– Противоречия нет. Вы имеете дело с сумасшедшим фуили. С неполноценным. Психически ущербным.
Они переглянулись.
– Не понимаю, - растерянно произнес человек-Барри.
– Мне Вы кажетесь вполне здравомыслящим.
Я решил высказаться до конца.
– В результате контакта с вами я потерял часть своей психики. Я не могу общаться с собеседником без слов. Это большая потеря. Это ущербная психика, очень ограниченная...
Я хотел добавить - "как у вас", но, к счастью, сдержался. А несказанного люди, конечно, не поняли.
Объяснить все это при моих скудных знаниях их языка было все равно, что описать феномен зрения тому, кто лишен глаз.
– У нас есть особое чувство, вроде...
– я запнулся, не найдя слов.
Человек-Кэтрин (к тому времени я уже понял, это - женщина) сказал с улыбкой:
– Я, кажется, догадываюсь. Вы говорите об эмпатии, способности воспринимать настроение, часть мыслей... Верно?
Я был поражен ее проницательностью. Разве люди могут что-либо понимать без слов?
– Да, вы правы. И у людей есть такое чувство?
– Недостаточно развитое, чтобы полностью ему доверяться. По крайней мере, без дополнительных подтверждений... Что касается непосредственной передачи мысли от мозга к мозгу...
– Маленькие странные ее глаза широко раскрылись.
– Что-то вроде телепатии?
Слово было незнакомо, но я его, по-моему, понял.
– Для фуили слова - будто изюм в кексе, - пояснил я.
– И суть - это вкус кекса в целом, а не вкус изюма.
– Я думаю...
– Женщина подошла ко мне ближе. На ее лице, в увлажненных глазах читалось сострадание.
– Вы утратили вкус, да?
Я кивнул.
– Сперва я объяснял все усталостью. Но постиг истину, когда Первый на Планете сказал мне, что без труда прочитал вашу искренность. Я же ничего не чувствовал.
Человек-Барри, казалось, встревожился.
– То есть все фуили читают мысли? Или, по крайней мере, настроение? Его многосуставчатые пальцы сжимались и разжимались.
– Черт побери, Кэт, мы не в состоянии будем что-либо от них утаить!