Записки ведуна. Утопленник Васька и другие истории
Шрифт:
– Тебе плохо? – спрашивает. – Может, останешься?
Подумал я, головой покачал.
– Нет, - говорю, - на землю мне нужно. Излучение здесь жёсткое, а там не так фонит, как на воде.
Поднялся я на палубу и понял, отчего ещё плохо мне: остров передо мной лежал как зверь могучий, в муках умирающий. Его я услышал, его боль в себя принял.
Не мог я мимо такого пройти. Хоть сколько сил осталось, а помочь должен. Зубы сцепил, к трапу шагнул.
– Идём, - Насте кивнул коротко.
Вышли
– Что с тобой? – спрашивает заботливо. – Заболел?
– Нет, - говорю. – Фонит здесь, сильно. Радиация, наверно. И остров умирает, помочь ему надо. Пойдём, источник поищем.
Пошли мы с ней, она впереди, а я за ней плетусь, тропы толком не вижу – больная земля вокруг, показать толком не может, метки редкие кидает только, куда идти. А под ногами нет-нет да кострища попадают – слепы люди, не видят ничего, на умирающем пируют.
Времени на этот остров немного дали, да источник мы нашли быстро: я всем существом его чувствовал. На соседнем острове он оказался: люди постарались. Посмотрел я и пошёл искать, чем помочь могу. Настя недалеко идёт, по-своему что-то делает, я в её колдовство не лез. Просыпаться она начала со мной рядом, силу свою почуяла, себя обретает теперь. Да и проще ей здесь, чем мне: жница Мораны, как-никак, а тут смерти расплёскано – по грудь почти. И только я это понял, как осознал: Настина здесь работа, я на подхвате только, как проводник, на место привести. Сказал Насте, подумала она, кивнула:
– Веди тогда.
Спросил я остров, куда идти нам, а он от болезни и говорить разучился почти, еле-еле отвечает. Но показал тропу, пришли. Другой берег, плоский, галькой усыпан; и вода, и камни больные насквозь. И пока Настя по берегу ходила, искала что нужно, я понял: не исцелить остров, перешёл он границу эту. Болезнь глубоко слишком в землю вошла, до костей, до основания острова почти. Как рак метастазы по всему организму раскидала. Смотрю на это всё, а ощущения такие, что зубы без наркоза сверлят все сразу, нервы со всего тела вытягивают и кровью блевать хочется. А Настя зовет:
– Смотри, - говорит, - что нашла.
Подошёл, глянул: два камня, черный и белый и формы нужной, равновесной. А Настенька камни покрутила так и этак, я улыбнулся тихонько, взял, сложил.
– Оба мы острову нужны, - говорю. – Видишь, обе силы, и твоя и моя. В гармонии и равновесии, друг друга дополняют и помогают. Бери их, за ними мы шли. Пойдём теперь щит делать. Хоть прикроем его немного, всё ему полегче будет.
Посмотрела она на камни, губку покусала.
– Может ты и прав, - говорит. – Только я ещё хочу сюда добавить кое-что. Ты не против?
– Нет, - отвечаю, –
Вернулись мы обратно, я на камень за сосной сел, Насте только место показал, где щит сложить да как его поставить. Сделала она всё, своё добавила, меня позвала.
– Вот, посмотри, - смущённо так. – Я ничего не испортила?
Подошёл, посмотрел: красиво получилось. И щит гармоничный, певучий… И дышать сразу легче стало.
– Нет, - улыбнулся тихо, - очень здорово вышло. Я один бы так не смог.
Смотрю, а Настя засмущалась, отвернулась.
– Тебе правда нравится?
– тихо спросила.
– Правда, - говорю.
– Вместе у нас куда лучше всё выходит и правильней.
Отдохнули мы с Настей на камнях под сосной, только всё равно душа не на месте: от источника прикрыли, а сам остров страдает, стонет…
– Не могу я ему помочь, - говорю.
– Слишком большая доза тут была. Он собой остальные острова закрыл, весь удар на себя принял и мучается теперь, умирает тяжело очень.
– Совсем не помочь? – Настя на меня с печалью посмотрела.
Встал я, отошёл вглубь, прислушался, остров спросил. И обмер от услышанного. Не ждал я такой просьбы, всё надеялся, что есть выход, хоть какой…
К Насте обернулся и как сказать не знаю, язык не поворачивается. А она на меня смотрит, ждёт.
– Отпустить он просит, - собрался с силами, сказал. А у самого душа кровью обливается: живую землю мне убить – как можно-то?!
– Говорит, что всё равно умирать, а с нами легче.
Смотрю и Настя моя опешила, брови страдальчески изогнула, голову отпустила.
– Я не смогу, - тихо так отвечает. – Не проси.
Посмотрел я на остров. Лежит, весь в струпьях и язвах, дышит тяжело, разум затмился почти, говорит едва-едва – всё болезнь захватила. Только дух смотрит печально и о милосердии просит…
– Я сделаю, - говорю, а у самого в глазах туман. И без того спит земля вокруг, а где и вовсе люди её убили. Каждый уголок живой ценен безмерно… Хоть понимаю, что милосердно это будет – дух отпустить, пока его болезнь не поразила, но на душе оттого не легче.
– А проход ему мы вместе откроем. Только посох мне нужен или наподобие что. Пойдём, поищем по дороге.
Кивнула она, и слышу – остров обрадовался, что мучения его прекратятся скоро, зовёт, тропку под ноги бросил. Увёл в сосняк, на полянку, и мы с Настей ахнули только: стоит у сосны посох. Настоящий, с резьбой, по уму сделан, как положено. Человеческих рук дело, только к чему он туристам-то тут?
– Подойдёт тебе? – Настя спрашивает.
Кивнул, взял, погрел в руках, послушал. Откликнулось дерево теплом, даже обрадовалось. А тоже успело в себя смерть вокруг разлитую принять…