Записки военврача. Жизнь на передовой глазами очевидца
Шрифт:
Сначала я летел до Красноярска, где через четыре часа пересел на рейс до Читы, а оттуда двое суток поездом до пункта назначения. Местность там, конечно, дикая. Сопки, тайга. Порою едешь пять-шесть часов на поезде – и ни одного полустанка, лишь изредка попадаются избушки путейцев. Выходя на станциях, ощутил, что народ здесь живёт бедно. Стоят покосившиеся избушки, часть из которых уже заброшена. Скудно одетые людишки, бегающие вдоль платформы, либо что-то продают, либо пытаются что-то украсть, либо попрошайничают. Порою попадаются бывшие заключённые, внешность которых говорит сама за себя – такого в тайге встретишь и испугаешься его недоброго взгляда, который ничего хорошего предвещать не может. Они так подходят
Как-то постепенно моё желание продолжить службу где-нибудь на Чукотке или ещё какой-нибудь «отдалёнке» улетучилось, если не испарилось. Широка Россия! Но кого она кормит? Проезжая мимо вагонов с лесом, везде видишь надписи «Китай», «Япония».
На вокзале в Чите я ждал поезда около пяти часов и заметил, что два зала для пассажиров из трёх заняты китайцами. Они сидели на скамейках, на цеметном полу, подложив под себя циновки или просто картонки, играли в карты, громко причмокивая, пили «Балтику» из металлических блюдец-тарелок, ловко орудовали дервянными палочками. В магазинах Хабаровска иногда девяносто процентов ассортимента составляли китайские товары, причём не лучшего качества. На городских улицах на десять праворульных легковых автомобилей приходилась лишь одна машина отечественного производства.
Всё было так, как и должно было быть. Где грузчики, где военный патруль, где просто добрые люди помогали мне грузить груз 200 на тележку и затаскивали в вагон или салон. На конечной станции познакомился с военным комиссаром, который спустя час пригласил меня пообедать в местный ресторан с отдельными кабинетами. Меня это приятно удивило и порадовало. Здесь нам подали фирменное блюдо – пельмени по-амурски. Он расспрашивал меня про мою Чечню и рассказывал про свой Афган.
– Нет, «чёрных тюльпанов» у нас нет. Груз 200, иногда вместе с трёхсотыми, доставляют в Ханкалу обычными МИ-8, которым дали прозвище «чебурашки», – отвечал я ему, – там их собирают и переправляют в Моздок, оттуда самолётами в Ростов, где тела ждут похоронных команд.
Ну а после трапезы мы отправились делать дела. Нашли «газель», поставили туда деревянный ящик с цинковым гробом и выехали в маленький посёлок, что в восьмидесяти километрах от ж/д станции.
Тяжёло было видеть слёзы матери, смотреть в глаза родственникам, рассказывать о том, как был взят в плен их сын. Ведь никто из них так и не поверил результатам судебной экспертизы, что там лежат родные кости, а не чужое тело, и что завтра они собираются вскрыть цинк. Ведь с тех пор прошло почти два года. Через неделю в посёлке ожидают прибытия второго цинка. В морге я был свидетелем, как параллельно похоронная команда из солдат-срочников надевала тельняшку и камуфляж на обгоревшее тело десантника, который погиб в горящем вертолёте.
– Вы не останетесь на похороны, поминки? Завтра будет прощание!
– Нет, меня ждут в части! – ответил я. Наверное, смалодушничал, а может, и испугался, что побьют. Об этом рассказывали те, кто отвозили груз 200. Биться я не шибко боялся, гораздо страшнее смотреть в глаза тех, кто потерял близкого, кто ждал его уже третий год и, наверное, будет ждать всю жизнь.
Я вскочил в первый же подошедший поезд. Мне было всё равно, куда ехать, лишь бы оставить это место, где я себя чувствовал виновным в смерти молодого парня. Наверное, я трус и не готов нести бремя ответственности за глупую войну, уносящую жизни ни в чём не повинных. Или мне не хочется чувствовать себя убийцей этого парня?
Поезд привёз меня в Хабаровск, где я ещё не бывал. Но там меня ждало разочарование и неприятности. Оказалось, что столица края – довольно криминальный город и небольшие
Вначале ко мне подошли два псевдопьяных мужичка, которые пытались втереться в доверие и искоса поглядывали на сумку. Боковым зрением я заметил ещё двоих мужичков покрепче. Они внимательно следили за этой мизансценой, сопровождали нашу процессию и контролировали ситуацию вокруг. Пожав им руки, я вскочил в первый подошедший автобус, который увёз меня с вокзальной площади.
Дальнейшей моей задачей был поиск недорогой гостиницы, поскольку после четырёх дней дороги хотелось немного отдохнуть и избавиться от дорожных запахов. Но, к несчастью, мне попадались отели по сорок-пятьдесят долларов в сутки с человека. Так продолжалось почти два часа, пока я не набрёл на десятидолларовый номер. Увы, мест в нём не оказалось. В командировке министерство обороны оплачивает гостиницу из расчёта двадцать долларов в сутки. Тогда я решил, что буду дожидаться свободного номера в холле этой гостиницы, пока какой-нибудь номер не освободится. Попутно рассказывал администратору о нелёгкой службе военного, тем более в незнакомых городах. Видимо, что-то ёкнуло у неё, и она, с кем-то созвонившись, согласовала моё поселение в гостинице для лесников.
Это оказалось приятное деревянное здание, в котором пахло хвоей и пихтой. В подвале располагался магазин по продаже пихтового масла. Цена номера составляла три доллара с человека. Я даже поначалу заподозрил что-то неладное: уж больно дёшево здесь было и слишком приветливо со мной обращались. Поэтому перед тем, как лечь спать, я забаррикадировал дверь стулом и закрыл её на замок. Но, выспавшись, я понял, что мои опасения оказались напрасными, и отправился ближе знакомиться с городом: совершил пробежку по набережной Амура, попробовал салат из папоротника, пресервы из кеты, накупил книжек, намерил кроссовок, которые здесь чуть ли не в два раза дешевле, чем в магазинах Москвы и Питера. Для друзей-товарищей приобрёл знаменитые уссурийские бальзамы и настойки. В качестве сувенира прикупил себе китайских палочек для еды.
По возвращении в номер обнаружил, что ко мне подселили соседа. Им оказался лесник с Сахалина. Я прикупил пива, заварил картофельное пюре, у товарища была красная рыба и компот из клоповника (ягода, которая произрастает только на Сахалине, по вкусу напоминает изюм, по запаху – клопов), и мы душевно поужинали. Но ночью нужно было возвращаться на вокзал: мой поезд приходил рано утром, когда общественный транспорт ещё спит.
Уютно расположившись на жёстком, потрескавшемся кресле, я принялся за чтение новой книги «Пособие по психотерапевтической работе с сексуальными меньшинствами». До прибытия поезда оставалось четыре часа, и я планировал закончить книгу. Но оказалось, что сделать это не так-то просто. Откуда ни возьмись появились соседи, которые якобы «кого-то провожали». Они назойливо хотели со мной познакомиться и представлялись военными, которые участвовали в первой чеченской компанию. Я во время вояжей в военной форме стараюсь не распространяться о месте службы, тем более с незнакомыми людьми.
Они с гордостью показывали свои шрамы якобы от осколков (скорее от самопорезов), и мне было бы смешно на всё это смотреть, если бы я не чувствовал, что весь этот спектакль разыгрывался для меня. Чтобы снизить их напор, я представился военным психиатром, на что девушка и двухметровый верзила спросили:
– Значит, вы умеете отгадывать мысли?
– Конечно. Нас в армии ещё не такому учат…
Но, похоже, это их не напугало.
– Может, тебе сумку помочь нести? – спросил верзила.