Записки врача общей практики
Шрифт:
– Какой операции?
– Той самой, по удалению раковой опухоли на шее.
Повисла короткая пауза, а потом все оставшиеся в аудитории дружно рассмеялись.
– Вот дурачок! – воскликнул третьекурсник. – Никакой операции не было! Выяснилось, что пациентка плохо переносит хлороформ, и хирургическое вмешательство отменили. Вместо этого профессор Арчер принялся читать очередную блестящую лекцию, а ты отключился в тот самый момент, когда он рассказывал свою любимую историю из практики.
Последний герой
Промозглым октябрьским утром над мокрыми крышами Вулиджа висели тяжелые серые клочья тумана. Длинные улицы с рядами унылых кирпичных зданий по обе стороны выглядели грязными, мрачными и угрюмыми. Со стороны высоких темных корпусов арсенала доносился треск множества колес, а ему вторил глухой стук падения массивных предметов – долетали звуки тяжелого труда. А дальше, за арсеналом, в перспективе сужавшейся улицы и уходившей вдаль стены длинной скучной вереницей тянулись грязные, задымленные дома рабочих.
Улица выглядела пустынной: на рассвете огромное, извергающее клубы дыма чудовище поглощало толпы людей, чтобы поздним вечером выплюнуть их, запачканных и изможденных. Небольшие группы детей неспешно шли в школу или медлили возле витрин, чтобы полюбоваться на выложенные напоказ на неустойчивых трехногих столиках большие книги с золотыми обрезами. Эти дорогие издания Библии служили главным украшением магазинов. Здесь и там на выкрашенных в белый цвет порогах домов, опираясь на метлы, стояли толстые женщины в грязных передниках и с красными руками. Занимаясь утренней уборкой, они громко приветствовали друг друга через улицу. Одна, самая толстая, грязная и красная, собрала вокруг себя небольшую толпу соседок и энергично о чем-то рассказывала, а слушательницы то и дело отвечали визгливым смехом.
– Я достаточно прожила на свете, чтобы ясно понимать, что происходит, – крикнула разговорчивая особа в ответ на замечание одной из приятельниц. – Если он не в своем уме, то вряд ли соображает, что происходит на белом свете. Кстати, сколько же ему лет? Никак не могу добиться ответа.
– Ну, сосчитать не так уж и трудно, – возразила бледная женщина с острыми чертами лица и голубыми глазами. – Он воевал при Ватерлоо, что доказывает пенсия и подтверждает медаль.
– Но это же было ужасно давно, – вступила в разговор другая слушательница. – Я тогда еще не родилась.
– Битва при Ватерлоо произошла в пятнадцатом году нашего века, – с высокомерной улыбкой образованной особы заметила стоявшая возле стены молодая соседка. – В субботу я заговорила со своим Биллом о старике Брустере, и он точно назвал год.
– Полагаю, ваш муж не ошибся, – отозвалась одна из сплетниц. – Сколько же лет прошло с тех пор, миссис Симпсон?
– Сейчас у нас тысяча восемьсот восемьдесят первый. – Главная героиня принялась загибать грубые красные пальцы. – А тогда был пятнадцатый. Значит… десять, десять, десять, еще десять и еще десять. Ну, всего-то шестьдесят пять лет, так что он не так уж и
– Но ведь он ушел на войну не младенцем, дурочка! – засмеялась молодая женщина. – Даже если ему тогда только что исполнилось двадцать, то сейчас самое малое – восемьдесят шесть.
– Да, как раз на такие годы старик и выглядит, – раздалось сразу несколько голосов.
– Да сколько бы ему ни было, с меня достаточно, – мрачно подытожила толстуха. – Если молодая племянница, или – кто там она ему – внучатая племянница, не приедет сегодня же, немедленно уйду. Пусть тогда ищет себе другую работницу. Не зря говорят, что своя рубашка ближе к телу.
– А что, он буянит, миссис Симпсон? – спросила самая молодая из соседок.
– А вот, послушайте сами, – ответила та, подняв руку и обернувшись к открытой двери. Со второго этажа доносились характерные звуки: шарканье ног и громкий стук палки. – Совсем выжил из ума: бродит туда-сюда и говорит, что несет службу. Причем продолжается это полночи. А сегодня в шесть утра принялся стучать палкой в мою дверь и кричать: «Караульный, подъем!» и что-то еще, чего я вообще не разобрала. А когда не ходит и не кричит, то кашляет, хрипит и отхаркивается так часто и громко, что спать невозможно. Ну вот, опять! Извольте слышать!
– Миссис Симпсон, миссис Симпсон! – донесся сверху ворчливый надтреснутый голос.
– Зовет! – воскликнула она, довольно кивнув. – Наверняка сейчас затеет скандал. Да, мистер Брустер, сэр.
– Пришло время утреннего пайка, миссис Симпсон.
– Завтрак готов, мистер Брустер, сэр.
– Прямо как ребенок мамку зовет, – заметила молодая слушательница.
– Иногда хочется задать ему хорошую трепку! – зло отозвалась миссис Симпсон. – Кто станет терпеть издевательства за пару пенсов?
Компания уже собралась было отправиться в ближайший паб, но в эту минуту с противоположной стороны улицы подошла девушка и робко дотронулась до руки экономки.
– Если не ошибаюсь, это дом номер пятьдесят шесть по Арсенал-Вью, – проговорила она тихо. – Не подскажите ли: здесь живет мистер Брустер?
Миссис Симпсон смерила незнакомку критическим взглядом. Перед ней стояла девушка лет двадцати с миловидным круглым личиком, вздернутым носиком и большими серьезными серыми глазами. Пестрое платье, соломенная шляпа с яркими маками и узелок в руке сомнений не оставили: она приехала из деревни.
– Полагаю, вы и есть Нора Брустер, – неласково заявила экономка после тщательного осмотра.
– Да. Приехала ухаживать за двоюродным дедушкой Грегори.
– Вот и хорошо, – кивнув, одобрила миссис Симпсон. – Давно пора кому-нибудь из родных вспомнить о старике, тем более что с меня достаточно. И вот наконец явились вы, мисс. Входите, располагайтесь и чувствуйте себя как дома. Чай в чайнице, бекон на буфете. Если немедленно не подадите старику завтрак, уж он-то вам задаст! Вечером пришлю кого-нибудь за вещами.