Записки ящикового еврея. Книга четвертая: Киев. Жизнь и работа в НИИГП 1975-93 гг

Рогозовский Олег

Это была вторая волна украинизации, после введенной Центральной Радой. Она также была провалена основной массой украинского населения, не желавшего учить литературный украинский.

В знак протеста против запрета публиковать на русском языке научные работы ушли из созданной с их решающим участием в 1918 году Академии Наук Украины и покинули страну профессора Вернадский и Тимошенко[Тим].

Винниченко по поводу насильственной украинизации и других решений ЦР признался: «Будем честны с собой и другими: мы воспользовались несознательностью масс. Не они нас выбирали, а мы им навязали себя» [В]. Это высказывание можно отнести, увы, и ко многим последующим, не только украинским правительствам.

Но пропаганда второй волны украинизации свою роль сыграла – русских не уничтожили и не

выслали, а просто записали украинцами. Свое отношение к проявлениям украинизации выразил «лучший поэт» советской эпохи^К15. Евреи украинский выучили, а украинцам хватало своего для повседневной жизни, а для обращения с учреждениями все равно нужен был кто – то грамотный. Этот кто – то знал русский и мог объяснить его термины, а как это будет на канцелярском украинском он не знал – его еще во многих областях предстояло создать. В результате вторая волна схлынула и только третья (довоенная) была сравнительно успешной благодаря массовому переводу школ на обучение на украинском языке (воспоминания академика Халатникова [Хал], [Рог17]).

Показалась мне интересной и история памятника Богдану Хмельницкому.

З доручення київського комітету, на чолі якого стояв відомий реакціонер М. Юзефович, художник М. О. Мікєшін склав проєкта пам’ятника, за яким монумент повинен був являти собою скелю з кінною постаттю Богдана, який гетьманською булавою показує на Москву. Кінь топче постаті польського пана, єзуїта i єврея. На чільному боці монумента повинні були стояти постаті «великоруса, малоруса й білоруса», перед ними – постать сліпого кобзаря з бандурою у руках. Нижня частина п›єдесталю мала бути прикрашеною барельєфами з видображенням бою під Збаражем, ради у Переяславі, та зустрічі Богдана в Києві на майдані перед Софійським собором. Цей проект «височайше» затверджено 1869 року, але після завваження київського ген. — губернатора про незручність видображати поляків та євреїв під копитами Богданового коня («названные национальности, хотя и попраны, но еще существуют»), ухвалено всі постаті з п›єдесталю прибрати. Постать Богдана на коні вилито в кол. Петербурзі тільки року 1879, і після того перевезено до Києва. Через відсутність коштів, постать тимчасово поставлено у дворі старокиївського поліцейського району, і її помалу завалили купами гною [6] .

6

Князь Александр Дондуков – Корсаков (генерал – губернатор 1869–1878) покровительствовал украинской интеллигенции, способ – ствовал учреждению Отделения Русского географического общества, которое изучало географию и этнографию 5 украинских губерний и провело однодневную перепись населения Киева в 1874 году. При нем была построена товарная станция и Александровская больница. Не без его помощи в 1872 году заработал киевский водопровод и построен железнодорожный мост. С началом турецкой войны Дондуков ушел в действующую армию и прославился тем, что даровал Болгарии конституцию

Макет памятника Б. Хмельницкому

Мне довелось видеть макет памятника в музее истории архитектуры Ленинграда (сейчас он в Русском музее). Макет производил внушительное впечатление. Удивило и отношение к высочайше утвержденному проекту – генерал- губернатор, оказывается, мог возразить императору.

Хотелось бы видеть того, кто возражал в наше время против утвержденного постановлением ЦК КПСС и Совмином проекта.

Мои просветительские и краеведческие потуги прервались вызовом к Алещенко.

«Вот, решили Вам повысить зарплату. В старшие научные сейчас перевести не могу – у нас перестройка, полностью меняется система аттестации и назначения на научные должности – все будет только по конкурсу. Но ставку ведущего мы Вам повысим… до 180 рублей». У меня было 170. Получив подтверждение степени и будучи снс, я бы имел бы 250 рублей не со дня утверждения, а со дня защиты. Но эта должность ушла к Саше Москаленко, что не принесло ему дополнительных денег. Мы с Колей Якубовым до его отъезда обсуждали

возможные ситуации, и он сказал, что 190, как снс или ведущему инженеру мне дадут. Еще весной мы с группой успешно защитили первый этап НИР «Ромашка», начали выдавать первые задания по «Звезде». Думаю, что Коля согласовывал сумму с Алещенко. Я не сомневался в повышении и спокойно его ждал. Но тут я был огорошен. Сказав, что Якубов обещал мне больше, я, не сдержавшись, спросил: «Так что, мне из – за десятки увольняться»? Никогда ни до, ни после о деньгах с начальством я не говорил. И по «правилам» мне нужно было промолчать и проглотить. Не то, чтобы десятка решала проблемы, хотя оставались долги за кооператив, и мы еще многие годы выплачивали ссуду. Появилось и еще одно обстоятельство, которое обнаружилось сразу после защиты – в ближайшие годы нам предстояло жить на одну зарплату. Но в разговоре с Алещенко все это осталось за кадром. О. М. обиды, вызванные принуждением, не забывал. 190 я получил, но потом потерял сумму, равную годовой зарплате…

«Из наломанных мною дров мог легко бы построить дачу».

Ждем Васю

На следующий день после защиты мы провели целый день на Выставке (достижений народного хозяйства) и в дубовом лесу за ней по дороге, ведущей в Феофанию. Хотя на импровизированном домашнем банкете пили мы не много, но на следующий день мне, по крайней мере, хотелось «поправиться». Нина как – то неадекватно реагировала на спиртное, особенно на коньяк. Оказалось, не беспричинно: она была беременна.

Ожидание старшего сына Димы (1964 г.) проходило в «эпоху перемен». Мы не знали, где будем, и чем будем заниматься. Да и само его рождение ознаменовалось переменой власти – сняли Хрущева, пришел Брежнев. Васю ждали в спокойный период.

Это было лучшее время в нашей семейной жизни. Заботы о Димином здоровье (у него были частые простуды, ангины, бывали и воспаления легких) остались позади – вылечил, как я и надеялся, бассейн. Безуспешные попытки улучшить Димину успеваемость мы оставили до его сознательного возраста.

Работала Нина на кафедре микробиологии в Институте пищевой промышленности (КТИПП), куда ее взял небезызвестный профессор Шестаков (бывший проректор университета). Числилась она в научно – исследовательском секторе (НИС), но Шестаков привлек ее и к лабораторным занятиям. Студенты Нину любили и стремились попасть на занятия и зачеты к ней.

Если кафедра и лаборатории размещались в главном корпусе КТИППа на улице Владимирской, то НИС, по мере расширения его деятельности ютился в «выселенных» домах позади и вокруг нашей бывшей 45-й школы, тоже отданной институту. Для жилья здания не годились, а для науки – пожалуйста. Снова подвели отключенный свет, газ и отопление – и вперед. Выселить из домов удалось не всех – кошки там остались. Жили они большей частью на чердаках.

Когда окотилась очередная кошка, девушки НИСа решили разобрать котят. У котенка, которого принесла Нина, еще разъезжались ноги. Молоко стал пить не сразу, а следы своей жизнедеятельности оставлял везде. Но самое главное, когда все укладывались спать, он начинал орать. Перед третьей ночью я попросил Нину отнести его обратно, если он не прекратит кричать. То ли Нина провела с ним разъяснительную работу, то ли так совпало, но орать он перестал. Потом быстро научился ходить в туалет. Полюбил купаться (а сначала брыкался). Становился воспитанным и забавным котом. Его папаша, видимо, был персидских кровей, и хвост у него по длине и толщине был сравним с телом. Позже появились и «штаны», похожие на меховые запорожские шаровары.

Лежа на телевизоре и смотря на картинку сверху – т. е. вверх ногами (коньками), смотрел все хоккейные матчи и пытался ловить шайбу. Иногда ему это удавалось лучше, чем вратарям.

Его вальяжная поза на телевизоре напоминала картинку из «Маугли», и его назвали Ширханом.

Нина не могла смотреть, как он, стоя на задних лапах на круглых трубах, окружающих эркер 16-го этажа и передними опираясь на стекло, подпрыгивал, чтобы поймать ползущую по стеклу муху или комара.

В субботу и воскресенье ждал, когда проснемся и проделывал свой тур: вышибал дверь спальни, пробегал по кровати, запрыгивал в форточку, пробегал по трубчатым перилам балкона и эркера 16-го этажа, через кухню и коридор снова появлялся в спальне и продолжал следующие круги, пока его не останавливали.