Записки. Том I. Северо-Западный фронт и Кавказ (1914 - 1916)
Шрифт:
Минута решения была, на мой взгляд, дня 2–3 тому назад, когда я писал записку Мих. Вас. о положении 9-й и 11-й армии, вернее немного раньше, когда части 8-ой армии отходили к Городской позиции, а левый фланг Олохова теснился на север. Тогда, на мой взгляд, участь Львова была решена безвозвратно, ибо действовать активно мы не можем. Можно ли отойти за Вислу? От Нарева на позиции Гродно-Белосток-Брест? Это очень гадательно. Время упущено. Все зиждется на одном – удержим ли мы и оттолкнем ли мы усилия противника с юга? Трудно без снарядов, патронов, с ослабевшими донельзя войсками разрешить эту задачу.
А если не удержим, где предел проникновения врага и нашего отхода? Не хотят бросать Варшавы – с нагроможденными там запасами и сосредоточенными там техническими
Сегодня передам мои оперативные соображения (№ 15) генералу-квартирмейстеру. Не желаю развлекать ими непосредственно главнокомандующего. Он слишком озабочен и расстроен. Пусть эти соображения пройдут через фильтр генерал– квартирмейстерской части, если она вообще прочтет и подумает над этим.
Высказать явно все то, что изложено в моей записке, нельзя, oнo сделается достоянием общим, она внесет растерянность в штаб, который должен спокойно работать.
Записка сочувствия не вызовет. Положение так сложно, задеты такие интересы, что главной фактор войны затемнен. Но с другой стороны и много других трудностей. Как тронуть 2-ю армию, прикрывающую Варшаву.
Нажим в стороне Грубешова не так чувствителен, он не виден, но он серьезен. Если бы наша армия была бы способна к наступательным действиям, если бы у нас были бы снаряды – дело другое. Но снаряжений и даже патрон мало, да и 3-я армия, потрепанная раньше, все отступает. Основная мысль записки, та, что по чисто оперативным соображениям возникают сомнения в возможности нормального отхода армии. Но оперативные данные не решающие; они указывают лишь на свойство положения и на те меры, которые вызываются этим положением, именно: 1) успешнее бороться и 2) чтобы подготовиться на худой конец, дабы выйти с наименьшими потерями из него.
Если по техническим данным наш отход сопряжен с неимоверными трудностями, то духовная сторона задета еще более. Резервов нет, средств для боев мало. Отодвигая 2 армию, мы надвигаем на себя немцев. Если с юга [на] нас не нажимали бы, то это не представляло бы чего-либо особенного, а теперь этот отход может быть началом нажима с трех сторон.
Если при этом у немцев окажутся силы, они могут резать горловину – Белосток. Положение тогда может получиться – совсем исключительное. Но и в этом положении можно бороться, лишь бы управление оставалось в руках, и оно могло бы проявить свое влияние. Я не думаю, чтобы дело дошло бы до этого, но надо быть готовыми парировать это. Направление немцев на Ковель, даже его захват очень серьезное дело, но оно не так грозно, как это кажется на первый взгляд. Все-таки направление на Белосток грознее.
Перевозки к левому флангу к Владимиру-Волынскому и Ковелю идут медленно, подвижной состав мал, а в Белосток опаздывают гвардейские части. Подвижной состав занят вывозом в Галиции. Ставка, т. е. Ронжин {121} обещает 50 составов, но когда они придут. Удаление Гвардейского корпуса к Холму, я считаю, неосторожным, но оно в ходу.
Мих. Вас., хотя и сознает опасность, но на направление Белосток он смотрит не так серьезно, как я. Выиграть Ковель – это много, но оно ничего не решает, а потерять Белосток при расположении наших армий на Буге, естественно, другое дело.
121
Ронжин Сергей Александрович (1869–1929), генерал-лейтенант (1916). 22.05.1914 – генерал-майор, начальник отдела военных сообщений ГУГШ и представитель от Военного министерства в Совете по железнодорожным делам (с 22.05.1914), с 19.07.1914 – начальник Управления военных сообщений при Верховном главнокомандующем, ответственным за все перевозки в районах действующей армии; с 05.10.1915 по 16.01.1917 – начальник
19-го июня
Войскам на юге тяжело. Жара и засуха сильные. Болота, считавшиеся непроходимыми, стали проходимы. Дожди могут это поправить, но в очень слабой степени. Обстоятельство это не без влияния на операции.
Помимо всяких политических и союзнических соображений, думая за немцев, положение их складывается просто. Одна данная темная. Как они оценивают свои успехи над юго-западной армией и как себе представляют ее состояние. Но победители склонны к оптимизму. Высшее немецкое управление считает, вероятно, что юго-западная армия разбита основательно. Если бы не были связаны разными политическими условностями, вроде необходимости, жертвуя всем, не отдавать Варшавы и Польши, то дело состояло бы иначе.
Для России случившееся в Галиции неудача – для Польши (временно) решение ее участи. Как учтут немцы эту психологию? Не может быть, чтобы они ее не понимали. Их шпионы высокой марки, и течение мыслей решающих и высших сфер вероятно об этом знают. Наконец, все что делалось и делается ясно и без шпионажа. Не ошибусь, если выскажусь за них, что они уверены, что мы будем защищать Польшу до крайности. Отсюда и дальнейшие, логические решения операции в крупных чертах.
Направление их действий обозначалось и раньше. Кажется 5-го июня, не позже, я писал главнокомандующему о моих опасениях за 11-ю и 9-ю армии. По ходу дела, мне представлялось, что наши враги, чтобы действовать свободно против Польши, должны покончить с этими частями. В наших интересах было, чтобы эти армии вышли как можно скорее из-под ударов противника и в свою очередь угрожали бы ему. Но мы упорно и доблестно его отражая, шаг за шагом отходили, неся потери и ослабляя себя.
3-я и 8-я армии расстроены и повернуты тылом на север и северо-восток. Северо-западная армия растянута, в нитку, до Рижского залива, без снабжений, представляет силу на месте. Помешать действиям на юге против 9-й и 11-й армий немцам никто не может.
Наша манера стоять и отражать, доблестна, но в оперативном отношении она выгодна только противнику. У нас, к сожалению, всегда много побудительных причин действовать так, а не выигрывать расстояние между нами и противником. Этим мы даем противнику большие выгоды во времени и он, ударив нас сегодня в одном месте, через день бьет нас совокупными силами в другом. 9-я и 11-я армии могли бы быстро отойти изготовиться и сами нанести удар.
Не знаю, ясно ли высшему Генеральному штабу крупное значение для нас и этих двух армий, или он по-прежнему стоит за сохранение земельной площади. Впрочем, в его оперативном предвидении и понимании своего военного положения я изверился, ибо не верил до войны и с начала войны, с первой минуты которой и началось нагромождение тех бедствий, которые мы переживаем теперь, будучи в сущности сильнее противника (кроме боевых снаряжений). Из всего того, что происходило и происходит, немецкий генеральный штаб должен ясно видеть одно: мы будем защищать Польшу, а теперь, пожалуй, и не в силах изменить это положение. Это было возможно в первых числах июня, возможно ли оно без боли теперь, сомневаюсь.
На развертывания перед моими глазами я смотрю бесстрастно с точки зрения лишь оперативной и выводы мои, неблагоприятные, понимаются, как опасения, как отсутствие веры.
Оперативное положение для меня складывается там: полная наша неподвижность (вынужденная), противопоставлена действиям в движении врагов с юга. Нас держат с запада и севера и полосят ударами с юга. Это не вполне верно, ибо вернее, мы сами стоим и не хотим или не можем сдвинуться. Чтобы иметь возможность нанести удар наверняка отстранят препятствие – 9-я и 11-я армии. Если это им удастся, и обстоятельства крупно не изменятся, они свободны будут делать, что хотят. Правда, мы можем выиграть время, но сравнительно короткое.