Записки. Том I. Северо-Западный фронт и Кавказ (1914 - 1916)

Палицын Федор Федорович

Но укомплектования идут медленно, а пополнение ружьями еще того хуже. Фронту нашему удалось несколько пополнить 3 и 13 армии, и это сделано очень искусно и скоро. Оно еще не закончено и продолжается. Это большая заслуга управления фронта. Фронту с его ничтожными средствами приходится разрываться на части, а олимпийское спокойствие и полная непредусмотрительность центральных органов нас губит. Враг знает, что у нас нет патронов, и может предпринимать то, что при других условиях ему и в голову не пришло бы.

Имея здесь под рукой 7 армий (не считая 5-ой), мы можем отбиться, и это все. Думать о нанесении ударов не приходится – нечем. Армии Юго-Западного фронта, может быть,

в худшем положении и содействие их, нам оказываемое, не велико. Австрийцы и немцы то и дело снимают оттуда дивизии и уводят их или против наших южных армий, или в неизвестное нам направление.

Всюду беднота – нет военных инженеров, мало инженерных войск, а работы инженерные необъятны. Усиливается железнодорожное движение, узлы оказываются несоответственны. На днях Брест был забит очень основательно. На юго-западной линии вереница санитарных поездов стоит на линии. Юго-западная армия за 11 месяцев не развила Брестский узел, она ослабила участок юго-западной дороги, перешив на участке Ковель-Брест – около Ковеля одну колею на узкую для размещения австрийского подвижного состава. Это с моей точки зрения не только глупо и невежественно, но преступно. Нашим деятелям, думающим только о данной минуте, приходят в голову невероятные вещи. Если мы удержим наше положение на юге и на севере, начнется сидение. Не удержимся – не знаю. Тогда надежда на милость Божью.

Свое мнение об оперативном положении северо-западного фронта я высказал в моей записке от 18-го июня № 15 bis. Оперативно разбирал, что по техническим соображениям нельзя отойти на восток без серьезных потерь. Но война держится не на одних только оперативных требованиях. Они должны служить лишь показателем, что предпринять, чтобы вернуть себе некоторую свободу действий.

Вчера Далер показал мне карту тыловых путей. По-моему, не хорошо, по его мнению хорошо. По намеченной схеме 4 или 3 корпуса, т. е. армия, режут Брест, что уже совершенно недопустимо.

Я сказал это вечером М.В. – но он в это дело входить не может. Скажу Гулевичу, но из этого тоже ничего но выйдет. М.В. верит, что мы отстоим свои места. И я верю – лишь бы быть обеспеченными с севера. Но вера верой, а подготовка на худой конец сама по себе – она с верой не считается.

Впереди могут быть очень сложные операции. М.В. поглощен настоящим и близким будущим. Начальник штаба от этих вопросов устраняется – генерал-квартирмейстер завален работой самой разнообразной и этим заняться не может – оперативное отделение ведет свое текущее дело.

Когда в первые дни мая схватился за это, начав с дорог и инженерной подготовки, мои соображения остались соображениями. Кое-что оперативное отделение взяло, хотя Далер тогда заявил, что с моими дорогами он не согласен. Остались те же червяки, но числом меньше. Когда справлюсь с Брестом, возьмусь за это – но никакого практического толку не будет. Может быть, Михаилу Васильевичу яснее будет при решении – и это важно и с меня будет. Днем имел крах с начальником штаба {135} .

135

…имел крах с начальником штаба… – вероятно, так автор в очередной раз отметил неудовлетворительную работу начальника штаба Главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта генерала А.А. Гулевича.

1-го июля

По телеграмме Литвинова от 9-ти часов вечера 1-й Сибирский корпус уступил свои передовые позиции и отошел на следующие. Линия Единорожец-Гродуск была атакована

в сущности с 29-го. 30-го последовало решение для нас неблагоприятное. Вместо того, чтобы продержаться на позициях недели – продержались сутки.

Как всегда, нет патронов, нет снарядов.

Немцы сосредоточили сюда силы с соседних участков и с Бзуры. Сосредоточены не менее 5–6 дивизий, а может быть и больше. И на соседних участках разгораются бои. Не сразу это создалось. Главнокомандующий это подозревал. Со вчерашнего числа в район 1-й армии прибывают части 21-го корпуса. Передвигаются туда же дивизия из 2-ой армии; вероятно, Туркестанская стрелковая дивизия пододвинется туда же.

Все это подготовлялось за мое отсутствие, и только 28-VI мне по возвращении стали известны эти распоряжения. На южном фронте вчера было сравнительно тихо; враг не кончил своей группировки. 2-ая армия, которая в ночь на 25-VI должна была отойти на Блоне-Гранце, по просьбе командующего 2-ой армии оставлена на своих позициях. М.В. принимает решения правильно, его просят неправильно и он уступает. Сколько раз мы беседовали с ним об этом. Если нужно, так нужно и никакие просьбы не должны изменять принятого решения. В общий резерв поставлен был 6-й Сибирский корпус. Попросил Эверт – дали, и корпус растрепан.

Легкость, с которой 1-й Сибирский корпус уступил свои позиции, может иметь неблагоприятные последствия, и корпус-то из лучших. Наше положение не нуждается в комментариях. Быстрое очищение 1-м Сибирским корпусом своих позиций в штабе произвело свой эффект, главным образом, своим скоротечным исходом. Была вера, что на позициях, как это было прежде, можно продержаться долго, а последние события разрушили эту иллюзию.

Я писал 18-го июня, что с передового театра войны мы по оперативным соображениям уже уйти не можем, если бы и хотели, что защищать Россию или Польшу следовало решить не позже начала 1 июня, иначе можно потерять армию. Писал об этом великому князю Петру Николаевичу, 22-го июня говорил в самых определенных выражениях великому князю Николаю Николаевичу, который дает свободу М.В. к отмене его директивы от 5-VI, где говорится защищать Польшу, но в сущности ничто из этого не выходит.

Вначале мысль занята была южным фронтом, потом успехи Эверта, по-моему, без пользы, ибо ведено было дело опрометчиво, немного окрылили нас, и за этим пропускается неминуемая опасность с севера. Хотим эвакуировать Варшаву, спасти второстепенное добро, с опасностью потерять главное.

У Мих. Вас. как будто засела упорная мысль не уступать. Но перед нами вопросы высшего порядка – Россия. Что она без армии? Армия истощена. Снарядов, патронов очень мало. Мы знаем, что, хотя противник истощен, но он пополняется систематично, его роты в 200–250 человек, когда у нас 40-100, а средств у него в изобилии.

Мы можем отстояться и на юге, и на севере – но это не изменит положения, а лишь его протянет. В начале июня мы могли исправить наше положение, с сравнительно небольшими жертвами. Возможно ли будет исправить его теперь, сказать очень трудно. Исход боев на севере даст указания. К оперативному нашему положению мы не приготовлялись. Когда 2 недели тому назад я сказал, что органы снабжения надо вывести из Седлеца на восток, Гулевич открыл глаза и был этим очень удивлен.

Вчера имел разговор с начальником штаба, это было в 5 час дня. Он находил, что положение отличное. А я нахожу, что оно отвратительно и что на карту поставлена судьба России. Это говорят люди боевого опыта, по крайней мере бывшие на театре с первых дней войны. Боевого опыта у меня нет, и я перед ними пасую. Трудно убедить людей, которые не освоились с военными явлениями.