Записные книжки (-)
Шрифт:
Мих. Вас. Корнев*
1922
______________
* Подпольная кличка Кина.
Никольск-Уссурийский
Участь моя решена.
Я направляюсь в Кондратеевку в райбюро, оттуда в Никольск, а затем, если Ипполит вызовет, - во Владивосток.
Никогда, кажется, мои мечты не оправдывались в такой полноте и близости, как сейчас. Соблазнительные образы подпольной работы буквально не давали мне покоя.
Ежедневно утром приходит Виктор и еще более возбуждает меня своими рассказами. Виктор очень характерный парень. Длинноногий,
Он очень любит неожиданные эффекты и категорические заявления. Говорит отрывисто.
Сейчас он ничего не делает.
Утром он является, спорит или ругается со мной или с Глебом, начинается возня, и мрачный Антон материт и проклинает нас своим хриплым голосом.
"Вы выйдете из Анучино, - объясняет мне Виктор мою дорогу, - пройдете Н.Варваровку, ночуете и Ст.Варваровке. Утром идете на заставу (она на корейских фанзах), а оттуда - через тайгу на Кленовку. По тайге 45 верст. 46 переправ - вброд. В тайге много тигров - смотрите в оба!"
"Тигра - что, это ничего", - вставляет реплику наш хозяин, толстый, патриархального вида старик.
– А вот двуногие тигры - это хуже!"
"О, да!
– подхватывает Виктор.
– На Кленовской тропе много перебили народу. Начальника корейского отряда... залпом. Врача убили..."
Эти рассказы приводят меня буквально в экстаз.
Вечером, ложась спать, Антон рассказал мне одну историю.
Трое наших ребят шли вечером по дороге. Дело было в Приханкайском крае, в местности, часто посещаемой и партизанами и каппелями.
Внезапно они видят двух всадников. Двое из них бросаются в кусты, один, растерявшись, остался на дороге.
Всадники захватили его. На другой день он был найден зарубленный шашками на берегу реки.
Оказалось впоследствии, что всадники были партизаны и убили его потому, что тот, не веря им, молчал на все расспросы.
12-го я ушел из Анучино.
Я пожал руку Антону и Ногайцеву и двинулся в путь, одушевленный мыслью о тиграх, медведях и 46-ти переправах.
Но...
Пройдя Н.Варваровку, я начал приходить к выводу, что на мне, во-первых, не улы, а сапоги, и, во-вторых, не китайские, а испанские, имевшие широкое употребление в доброе старое время в обиходе испанской инквизиции. Несмотря на все мое уважение к старине, я начал морщиться и стонать, сопровождая каждый свой шаг ругательствами и проклятиями, которые шокировали бы даже флегматичную лошадь Антона.
С самыми мрачными мыслями я вошел в Ст.Варваровку, проклиная все Облбюро в целом и каждого по отдельности за то, что ими был упущен случай достать мне ичиги.
Когда я снял улы, я ужаснулся. Портянки были в крови, ноги в ранах, а большой ноготь левой ноги стремился к сепаратизму, как сказал бы Глеб.
Из Ст.Варваровки я вышел с рассветом.
Грудастая баба напоила меня молоком (не подумайте дурного: из кувшина). Свежий
Шел я долго. На начерченном Виктором плане значилось, что я встречу заставу. Я наивно полагал, что на обязанностях заставы лежит встречать всех проходящих. Позднее я убедился, что нужно обладать исключительными способностями, чтобы разыскивать здешние заставы.
Повторяю, шел долго - верст восемь.
Внезапно дорогу пересекает река.
Решив, что это первая из 46-ти переправ, я храбро влезаю в воду, мокну по пояс и направляюсь дальше, орошая дорогу обильными потоками воды. Несмотря на прелесть новизны, нахожу, что ощущение отвратительное.
По дороге встречаю корейцев.
– Эта дорога идет в Кленовку?
Утвердительно кивают головами.
– Далеко до заставы?
К моему ужасу, объясняют, что заставы здесь нет, а дальше будет русская деревня - Виноградовка.
Волосы заерзали у меня на голове.
– Так это дорога на Сучан?!
Радостные кивки головами.
Я разражаюсь проклятиями.
– Клинока - туда ходи!
Опять лезу в реку, решая, что у меня будет 48 переправ.
Снова встречаю фанзу. На циновке лежит кореец и курит.
– Где дорога на Кленовку?
– Я снай!
– улыбается кореец.
– Эта дорога на Кленовку?
Улыбка еще шире.
– Я снай!
– Да черт возьми! Кленовка - куда ходи?
Очевидно, он понял.
– Клинока - туда ходи!
Коричневая рука описывает в воздухе полукруг в 90 градусов.
Чувствуя, что мои симпатии к азиатам подвергаются слишком сильным испытаниям, я повертываюсь и иду наугад обратно.
Что мне делать? Солнце уже высоко, прогулка в 16 верст порядком утомила меня, а впереди еще 35 верст по тайге!
Наконец встречаю русского парня. Оказывается, заставу я прошел давным-давно.
– Ты один идешь?
– Один. А что?
– А не боишься - тигра задавит?
Я внушительно кашляю и принимаю величественную позу, насколько это возможно при моем ободранном, мокром костюме.
Тайга произвела на меня самое сильное впечатление.
Карабкаюсь по горам, мокну в реках, балансирую на бревнах.
Темнеет. Дохожу до разрушенной печки и решаю, что volens nolens, а мне придется ночевать в тайге.
На недостаток стиля я не мог пожаловаться. Но мокрые брюки и пустой желудок самым категорическим образом протестуют против прелестей такого первобытного ночлега.
Но делать нечего. Вокруг окончательно темно. Я дохожу до переправы, развожу костер, обсыхаю и закуриваю.
Маленькое развлечение: убиваю змею.
Я сидел у костра и дремал.
Внезапно вздрагиваю и оглядываюсь. В кустах, сажнях в пяти от меня подозрительный шорох.
Сижу и слушаю. Шорох повторяется в правой стороне, ближе.