Записные книжки
Шрифт:
Разговоры с Кёстлером 75 . Цель оправдывает средства, если речь идет о разумном соотношении величин: я могу послать Сент-Экзюпери на верную смерть ради спасения полка. Но я не могу сослать тысячи людей и лишить их свободы ради количественно равноценного результата, не могу, все рассчитав, разом принести в жертву три или четыре поколения.
– Гений. Его не существует.
– Самые тяжелые испытания выпадают на долю творца, когда он получает признание (я уже не решаюсь публиковать свои книги).
Кёстлер Артур (1905 – 1983) – немецкий писатель, автор романа «Слепящая тьма», изданного в Англии в 1940 г.
Конец бунта – умиротворение людей.
Всякий бунт
Написать историю современного человека, который излечился от мучительных противоречий долгим и неотрывным созерцанием пейзажа.
Что такое знаменитость? Это человек, которого все узнают по фамилии, и потому имя его не имеет значения. У всех других имя значимо.
Отчего люди пьют? Оттого, что после выпивки все наполняется смыслом, все достигает высшего накала. Вывод: люди пьют от беспомощности или в знак протеста.
Человек чувствует себя одиноким, когда он окружен трусами. Надо ли пытаться понять и этих трусов? Это выше моих сил.
Но, с другой стороны, я не могу и презирать их.
Бунт. Нам нужен герой – но не какой попало. Мотивы героического поведения важнее самого героизма. Следовательно, сначала причинно-следственная ценность, а затем уже ценность героическая.
Ницшеанская свобода – экзальтация.
1947 – 1949
Есть только одна свобода – выяснить свои отношения со смертью. После этого все становится возможным. Я не могу заставить тебя поверить в Бога. Верить в Бога – значит примириться со смертью.
Если бы ты примирился со смертью, проблема Бога была бы разрешена – но не наоборот.
Подобно тому, как огромные пространства дремлющего мира были постепенно заполнены творениями рук человеческих, так что сама идея девственной природы связывается сегодня только с мифом об Эдеме (островов больше не осталось), ибо, населяя пустыни, разрезая на наделы морские побережья и перечеркивая само небо длинными самолетными следами, человек оставлял нетронутыми лишь те районы, где жить невозможно, – подобно этому и одновременно с этим (а также по причине этого) чувство истории заполонило постепенно сердца людей, вытеснив оттуда чувство природы, отняв у творца то, что прежде причиталось ему, и отдав это твари, и движение это было столь могущественно и непреодолимо, что можно вообразить день, когда безобразное творение человеческое – огнедышащее, сопровождающееся грохотом революций и войн, шумом заводов и поездов и ставшее в ходе истории окончательным победителем – полностью вытеснит из мира безмолвное творение природы, и тогда человечество выполнит свое призвание на земле, которое, быть может, в том и заключалось, чтобы доказать, что все грандиозное и ошеломительное, что оно могло свершить за тысячи лет, не стоит ни легкого аромата шиповника, ни оливковой рощи, ни любой собаки.
Как все слабые люди, он принимал решения крайне резкие и отстаивал их с упорством, достойным лучшего применения.
Над верхней губой у него был длинный шрам. Зубы обнажились до самых десен. Казалось, он все время смеется. Но глаза смотрели серьезно.
Чего стоит человек? Что такое человек? После того, что я видел, у меня до конца жизни не исчезнет по отношению к нему недоверие и глубочайшая тревога.
Недоверие к показной добродетели – вот основа нашего мира. У тех, кто испытал это недоверие на себе и распространил его на других, осталась в душе вечная настороженность по отношению к тем, кто добродетелен на словах. Так недолго потерять доверие и к добродетели деятельной. Тогда они решили назвать добродетелью то, что приближает наступление общественного строя, о котором они мечтают. Мотив (это недоверие) благороден. Верна ли логика – вот что неясно. Мне тоже необходимо свести счеты с этой идеей. Все, что я когда бы то ни было думал или писал, связано с этим недоверием (на нем построен «Посторонний»). Но если я не принимаю чистое и простое отрицание (нигилизм или исторический материализм) «добродетельного сознания», о котором говорит Гегель, мне нужно найти последующее звено. Разве возможно, позволительно, пребывая в истории, чтить ценности, лежащие вне истории? Разве самоё понятие невежества не является всего лишь благовидным предлогом? Нет ничего незапятнанного, нет ничего незапятнанного – вот крик, отравивший наш век. Искушение стать на сторону тех, кто отрицает и действует! Среди них есть такие, которые принимают ложь, как постриг. И уж наверняка в том же восторженном
Если ход истории в самом деле таков, если освобождение невозможно, а возможно только объединение, не принадлежу ли я к числу тех, кто тормозит историю? Освобождения не будет без объединения, говорят они, и если это правда, значит, мы отстаем. Но для того, чтобы идти быстрее, надо предпочесть гипотезу маловероятную, уже вызвавшую однажды страшные исторические опровержения, – предпочесть ее тем реальностям, которые состоят в горе, гибели и изгнании двух или трех поколений. Гипотеза, разумеется, более привлекательна. Не доказано, что освобождению должно предшествовать объединение. Не доказано также и противоположное: что освобождение может свершиться без объединения. Но разве объединение непременно должно быть насильственным? Насилие, как правило, создает лишь видимость единства, под которой скрывается мучительная разобщенность. Вероятно, и объединение, и освобождение необходимы, возможно, что объединение имеет шанс осуществиться с помощью познания и проповеди. Тогда слово сделалось бы поступком. Во всяком случае, этому делу нужно посвятить себя целиком.
О, эти часы сомнения! Кто может снести в одиночку сомнения целого мира.
Самая серьезная проблема, которая встает перед современными умами, – конформизм.
По поводу Лао-Цзы: чем меньше действий, тем больше власти 76 .
В Москве, на которую наступает белая армия, Ленину, решившему мобилизовать заключенных уголовников, возражают:
– Нет, только не вместе с этими.
– Для этих, – отвечает Ленин.
Лао-Цзы (VI – V вв. до н.э.) – древнекитайский мыслитель, основатель даосизма.
Пьеса о Каляеве: невозможно убить человека во плоти, убивают самодержца. Но не того человека, который утром брился и т.д. и т.п. 77
Великий вопрос жизни – как жить среди людей.
Христианам хорошо. Они взяли себе благодать, а нам оставили милосердие.
Беда нашего века. Еще недавно в оправдании нуждались дурные поступки, теперь в нем нуждаются поступки добрые.
Полное одиночество. В писсуаре большого вокзала в час ночи.
Речь идет о пьесе «Праведники» (1950), главным действующим лицом которой является русский революционер и террорист Иван Платонович Каляев (1877 – 1905), казненный за убийство великого князя Сергея Александровича.
Нас упрекают, что мы фабрикуем абстрактных людей. Но все дело в том, что абстрактен человек, служащий нам моделью.
Упрекают, что мы не знаем любви, но все дело в том, что человек, служащий нам моделью, неспособен любить и т.д.
Лотреамон 78 : Всей морской воды не хватило бы, чтобы смыть пятно крови, пролитой интеллектуалом.
Старый боец-коммунист, который не может привыкнуть к тому, что видит: «Сердцу не прикажешь».
Лотреамон (наст. имя Изидор Дюкас, 1846 – 1870) – французский поэт, автор «Песен Мальдорора», оказавших сильное влияние на поэзию сюрреалистов. Его творчеству посвящено эссе Камю «Лотреамон и заурядность» (в книге «Бунтующий человек»).
Как разъяснить, что сын бедняка может испытывать стыд, не испытывая зависти.
Сартр, или ностальгия по всеобщей идиллии.
Сент-Бёв 79 : «Я всегда полагал, что если бы люди хоть на минуту перестали лгать и высказали вслух то, что думают, общество бы не устояло».
Б. Констан (пророк!): «Чтобы жить спокойно, нужно затратить не меньше усилий, чем для того, чтобы править миром».
Посвятить себя человечеству: по Сент-Бёву, такие люди хотят до самого конца быть в центре внимания.
Сент-Бёв Шарль Огюстен (1804 – 1869) – французский критик.