Заплачено кровью
Шрифт:
Полковника Малинова ему удалось найти довольно быстро. Тюкаев доложил, что 2-й батальон перешел шоссе и занял оборону, где ему было указано. Малинов дал ему свою "эмку", Тюкаев быстро съездил в батальоны Московского и Горбунова, уточнил задачи на прорыв и вернулся.
– От машины никуда не уходить, я скоро вернусь, - приказал ему Малинов и куда-то ушел.
Незаметно наступила ночь и в расположении частей, которые еще не перешли шоссе - в артполку майора Малыха - вспыхнула беспорядочная стрельба: действовали немецкие диверсанты.
Лейтенант
У Александровки - 1-й Тюкаев снова встретил полковника Малинова. Он был хмурым, на лице - печать бессонной ночи.
– Где машина, Тюкаев?
– Немцы сожгли, товарищ полковник.
– Почему не оставались на месте, как я приказал?
– Вы же впереди, а мне кого ждать, немцев?
– с обидой ответил Тюкаев, Мне с вами, товарищ полковник?
– спросил он, видя, что Малинов садится в броневик.
– Мне самому тесно, - со злостью ответил он, захлопывая дверь.
Броневик медленно поехал по направлению к шоссе, а Тюкаев и адъютант, молоденький младший лейтенант, который тоже не получил никаких приказаний, постояв немного, пошли к группе командиров, которые, собираясь перекусить, расположились под соснами.
Встретив среди них знакомых - капитана Лукина, начальника штаба 409-го полка, лейтенанта Терещенко с батареей и лейтенанта Агарышева с парой похлебаевских орудий - Тюкаев решил держаться с ними.
Минут через пятнадцать на них пошли в атаку немцы - пехота с несколькими танками, машин пять-шесть. Танки быстро загорелись, подбитые батареей Терещенко, и, воспользовавшись этим, капитан Лукин поднял людей в контратаку. Все быстро побежали к шоссе.
Тюкаев осколком мины был легко ранен в ногу, но продолжал бежать, не обращая внимания на боль. Сзади загорелся лес, начали рваться оставленные в машинах боеприпасы, колонна которых стояла на просеке. Пожар, раздуваемый ветром, охватил, казалось, весь лес.
Тюкаев, задыхаясь, бежал вслед за упряжками с орудиями батареи Терещенко, пока, совсем не обессиленный, не упал перед самым шоссе. Мимо проносились повозки, пробегали люди, беспорядочно стреляя по сторонам.
К месту прорыва подошли еще несколько немецких танков. Они щедро поливали свинцом людей, большими группами выбегавших из горящего леса.
К реке Тюкаев вышел часа через два. Там он, удивившись и обрадовавшись, встретил Терещенко, который руководил переправой своих орудий.
– Вышел?
– спокойно спросил он Тюкаева.
– А я видел, как недалеко от тебя мина разорвалась. Думал - конец тебе.
– Я сгоряча и не почувствовал, что ранен. А тут что-то в сапогах хлюпает...
– Мы с Ивановым как шоссе перемахнули на конях - на танк напоролись. Бил он с просеки, как нас не задел - не знаю. Кони, молодцы, вынесли. Ни одного орудия не потеряли.
– Если бы не ты, Борис, всем бы нам крышка, -
– Как ты ухитрился те танки так лихо подбить?
– Так сзади нас гаубицы стояли, полка Малыха, стреляли по шоссе. Немцы весь огонь на них перенесли, тут мы свои сорокапяточки подкатили и - в упор, из-за деревьев. А видел, как Агарышев целую роту пьяных немцев накрыл шрапнелью? Вот он на самом деле и спас нас: пехота опаснее. В упор почти шли - на пушки в контратаку! С десяток спаслось, не больше.
– А я сам бы и не вышел ни за что, - устало перебил его Тюкаев, - Когда вы проскочили, дождался, как танки уйдут на заправку, потом и побрели, человек двадцать нас было. У поля с гречихой на автоматчиков напоролись, тут я совсем идти не могу, ладно хоть Кадушин, взводный из батальона связи, помог...
За Сожем Тюкаев нашел Шапошникова, кратко доложил ему о всех своих действиях и узнал, что через шоссе пробились все три батальона их полка, обе артбатареи и обоз.
– Молодец, к ордену Красного Знамени представление подготовлю, за обеспечение вывода полка из окружения, - сказал Шапошников Тюкаеву и отправил его отдыхать.3
А полковника Малинова все еще не было. Из-за шоссе то и дело прорывались мелкие группы отставших бойцов, но полковника Малинова не было и с ними. Две группы разведчиков, посланные Шапошниковым для его розыска, вернулись ни с чем.
497-й гаубичный артполк майора Ильи Малыха на подступы к Варшавскому шоссе вышел в полном составе. Вся матчасть была еще цела, но за полком тянулся большой обоз с ранеными. Посоветовавшись со своим замполитом старшим политруком Николаем Ивановым, Малых решил часть раненых - тяжелых, нетранспортабельных, а таких набралось 130 человек, - оставить в одной из лесных деревушек на попечение местных жителей. Рисковать их жизнями он не имел права, да и обоз с ранеными сковывал полк.
С ранеными остались фельдшер Гоев и санинструктор Маличев. Остались, не зная, что их ждет, и не представляя, что они будут делать с таким количеством раненых...
Сам майор Малых накануне тоже был ранен. В ногу, осколком бомбы. К счастью, легко, но вне машины передвигаться мог только на костылях, которые, к его удивлению, оказались в санчасти - везли их из самого Мурома. Малых знал, что прорыв через шоссе будет 19-го, но весь день 18 июля он не имел связи со штабом дивизии. Полку нужна была конкретная задача, а ее не было.
Полк развернулся в боевые порядки примерно в 3-4 километрах севернее шоссе и как магнит, во всяком случае, больше, чем пехота, притягивал на себя внимание противника. То и дело расположение полка бомбила гитлеровская авиация, несколько раз обстреливала артиллерия, а просачивающиеся автоматчики беспокоящий огонь вели со всех сторон.
Майор Малых нервничал. На КП полка собрались командиры дивизионов, начальники их штабов, ждали приказаний. А он не знал, что сказать своим подчиненным. Разведчики были посланы во все стороны - надо было установить связь с соседями, штабом дивизии, но шло время, а ни одна из групп не возвращалась.