Запомни мои губы
Шрифт:
— Леа? — напомнила о себе Пэтти. — Что ты думаешь? — Не дождавшись ответа, Пэтти расставила подруге очередные сети: — Обещаю, я не буду донимать тебя. Я выделю тебе отдельную комнату — живи, сколько хочешь. Ты можешь приходить в себя столько, сколько тебе понадобится, — я не скажу ни слова. Ну что — согласна?
С тоской оглядев маленький номер, Леа сглотнула и пробормотала что-то вроде «да». Чем для нее закончится это переселение? Впрочем, если ей не понравится у Пэтти, она всегда сможет вернуться. Кто ей помешает?
— Вот и отлично! — радостно защебетала Пэтти. — Собирай вещи, если таковые, конечно, есть, и приезжай ко мне. А я пока приготовлю
— Угу, — мрачно кивнула Леа.
— Замечательно. Жду тебя! — Пэтти послала подруге воздушный поцелуй и положила трубку.
Ничего «замечательного» в этом переезде Леа не видела. Более того, сейчас она здорово жалела о том, что согласилась на предложение подруги. Но Пэтти все равно не отступится от своего... В конце концов, доехать до ее дома — не такая уж сложная задача. Правда, тело превратилось в какую-то ватную подушку после нескольких дней, проведенных в постели...
Пэтти озадаченно смотрела на очередной нетронутый поднос с едой, принесенный горничной. Сколько это может продолжаться? Неделю, две, месяц? Леа приехала к ней позавчера и за это время не только не притронулась к еде, но и вообще не выходила из комнаты. Вчера Пэтти весь день подмывало зайти к подруге и выяснить наконец, в чем же дело. Но она помнила о своем обещании и изо всех сил старалась его не нарушать.
Сегодня ее терпению пришел конец. Что, если Леа решила умереть от голода и поэтому не выходит из комнаты? Неужели Пэтти должна ждать, пока это случится? Через неделю она выломает дверь и обнаружит лежащий в постели хладный труп подруги, которую она так и не убедила в том, что нужно продолжать жить... Перспектива, прямо сказать, безрадостная. Поэтому она, Патриция Уоткинс, во что бы то ни стало должна проникнуть в комнату на втором этаже и поговорить с подругой.
Пэтти решительным шагом направилась к лестнице. Но что она скажет Леа? Как убедит подругу в том, что она должна открыть дверь и впустить к себе Пэтти? Она остановилась около лестницы и оперлась о деревянные перила, покрашенные в цыплячье-желтый цвет, — этот цвет был одной из многочисленных прихотей Пэтти, которая после развода лихорадочно искала себе хоть какое-нибудь занятие.
Во-первых, ей нужно знать, почему Леа ушла из дома и не желает никого видеть. На этот счет у нее было несколько идей: Ричи устроил подруге грандиозный скандал после их посиделок в «Вирджин»; Ричи ударил ее — этого Леа, наверное, никогда бы не простила; ее подруга узнала о муже что-то ужасное, после чего поняла, что не может с ним жить. Последнее представлялось Пэтти достаточно вероятным — все друзья Леа сходились во мнении, что Ричи — темная лошадка. Конечно, никто не знал подробностей личной жизни Ричи Майера, но этот тип ни у кого не вызывал доверия. Достаточно было того, как он запудрил мозги Леа — бедняжка только и думала о том, как бы ему угодить...
Во-вторых, Пэтти должна понять, почему Леа не плачет, не жалуется, не устраивает истерики с битьем посуды — что, кстати, ей очень бы помогло, — а сидит в клетке своего безразличия и ни на что не обращает внимания. Пэтти хорошо помнила, как переживала стресс сама, — уж она-то устроила все по полной программе... Вначале разнесла в пух и прах дом, где они жили с Брассом, потом отхлестала по щекам его, выдрала несколько прядей у его любовницы, а потом очередь дошла и до собственного дома... Конечно, все эти акции оказались лишь временным обезболивающим — через несколько дней она бледной тенью слонялась
Стук в дверь не вызвал в комнате ни звука, ни шороха. Пэтти, правда, не рассчитывала, что ее впустят после первого стука, но ей все равно стало не по себе. Она постучала еще раз — ответа по-прежнему не было.
— Леа, скажи хотя бы, что ты не хочешь меня видеть, — обиженным голосом заговорила Пэтти. Но ей было совсем не до обиды — с каждой секундой в душе росла тревога. Что Леа делает там, за этой дверью? И жива ли она до сих пор? — Леа, ну ответь же что-нибудь!
К великому облегчению, Пэтти услышала знакомый голос:
— Ты, кажется, обещала, что не будешь меня беспокоить... Или мне нужно было остаться в гостинице? — В голосе Леа не было раздражения. Он был ровным и спокойным. Но именно это и пугало Пэтти — абсолютное безразличие ко всему было так несвойственно ее эмоциональной подруге... Нет, надо закончить начатое. Надо добиться, обязательно добиться того, чтобы Леа заговорила.
— Конечно, не нужно было... — Пэтти лихорадочно обдумывала слова, которые должны подтолкнуть Леа к разговору. — Просто... Просто... Мне страшно, Леа. Я хочу увидеть тебя, заглянуть тебе в глаза. Я боюсь за тебя и потому хочу тебя видеть. Понимаешь?
— Наверное...
Ее голос стал тусклым, подумала Пэтти. Именно тусклым, каким-то бесцветным. Словно этот голос принадлежал не Леа, а какому-то другому человеку. Или даже не человеку, а существу — странному существу с другой планеты, совершенно одинокому и оттого бесчувственному... Если бы Пэтти не была уверена, что за толстой деревянной дверью находится ее подруга, она никогда не узнала бы ее в обладателе этого потустороннего голоса.
— Леа, пожалуйста, — Пэтти тяжело сглотнула, — открой дверь. Я понимаю, что тебе плохо... Но ты ведь не хочешь сделать больно мне?
Повисла тяжелая тишина. Кажется, Пэтти напрасно старалась — Леа не собирается впускать ее. Но через несколько секунд тишину нарушили тихие шаги и щелчок открываемого замка. Пэтти облегченно вздохнула — слава богу, одну преграду она преодолела...
Однако то существо, которое открыло ей дверь, едва ли можно было назвать Леа. Пэтти стало почти физически больно: ее подруга, ее веселая, легкая Леа стала бледной тенью, призраком, материализовавшимся вдруг в хрупкой тишине комнаты. Бледное лицо, синие круги под глазами, мелкие морщинки, изрешетившие уголки миндалевидных глаз, сами глаза — мутно серые озерца, из которых выкачали всю чистую воду; взгляд, устремленный в одну точку, — от прежней Леа не осталось и следа. Пэтти нерешительно шагнула к подруге и дотронулась до ее плеча, будто хотела окончательно убедиться в том, что она — не призрак.
— У Ричи Майера роскошная любовница, — криво улыбнулась Леа. — Не чета его бывшей жене... — Тусклый взгляд, устремленный в одну точку, вдруг ожил и скользнул по Пэтти.
В этом взгляде Патриция Уоткинс прочитала все: и внезапный ожог первых подозрений, и подтверждения, которым так не хотелось верить, и безумную погоню за тем, чего видеть не следовало, и осознание собственной ненужности и беспомощности. Но любая рана когда-нибудь затягивается, и, наверное, их с Леа души не будут исключением из этого правила...