Запонки императора, или орехи для беззубых
Шрифт:
— Куда вы едете? — спросила я.
— В Калифорнию. Там моя сестра, там много наших, даже откупили целый квартал в Лос-Анджелесе… Говорила я Карену, чтоб заканчивал свои дела, а он все не мог наиграться в свои мужские игры, сердце у него было, как у двадцатилетнего…
Она встала, походила по комнате, разглядывая вещи, точно искала на них следы его рук, потом сказала:
— Он тебя ценил, считал чистой, удивлялся, что сунулась в такие дела… И я тебе говорю — уезжай! Тут жить нельзя, уезжай!
— А фотография… — начала
— Оставь, пусть поживет в этом доме, порадуется, когда все будут наказаны. Тогда сожжешь, только не выбрасывай, а то счастья не увидишь…
Она надела свое пальтишко, завязала черный платок и неожиданно меня перекрестила, усмехаясь вялыми, морщинистыми губами.
Я долго сидела после ее ухода, понимая, что теперь мои проблемы решены. Буду продавать по одной-две вещи в месяц…
Похищение
Как это ни странно, отдав вдове Карена запонки, я почувствовала облегчение. Мне казалось, что теперь ни у кого ко мне не может быть претензий: ни у рэкетиров, ни у прокуратуры. Поэтому ночь я проспала спокойно, не прислушиваясь, как раньше, ко всем шорохам и стукам в своей квартире. Ни Шагала, ни запонок больше не существовало, а следовательно, я в полной безопасности.
Утром я первый раз после гибели Карена навела на себя марафет, очень скромный, но делавший мое лицо вызывающе красивым, и распустила рыжую гриву. Тут я вспомнила о смешной визитке Юрки, валявшейся в сумке, которую я хотела выбросить, но решила оставить как курьез. Накинув на скромный темно-синий костюм «от Диора» ярко-зеленый шарф, и вышла на улицу танцующим шагом.
Недалеко от моего подъезда стояла черная «Волга». Я мельком взглянула на нее и двинулась в сторону Первого Неопалимовского переулка. Вдруг мой высокий каблук попал в щель треснутого асфальта, и я чуть не упала. Кто-то вежливо взял меня под руку, помогая сохранить равновесие. Я выпрямилась, поблагодарила, но чужие пальцы не отпускали мой локоть, а настойчиво тянули к машине.
Я не сразу поняла, в чем дело, вернее, не узнала своего нахального спутника, решив, что очередной поклонник набивается на знакомство.
Подойдя к черной «Волге», я вдруг вспомнила и эти узкие черные глазки, и усики, но тут из машины вылез его напарник, и они вдвоем быстро затолкали меня в душное бензиновое нутро салона.
Сейчас трудно вспомнить, могла ли я закричать, вырваться. На Плющихе никого не было. А может быть, я предвкушала, как разочарую бандитов, объявив, что вожделенной добыче «приделали ножки». Невольно я скосила глаза на руку соседа. Свежий шрам отчетливо багровел, и я даже почувствовала гордость, что оставила такую отметину, но когда я перехватила взгляды, которыми обменялись оба конвоира, мне стало неуютно. И тогда я решила сыграть роль «красавицы», избалованной мужским вниманием. Я слегка поддернула юбку, открыла колени, которыми Бог меня не обидел,
— Мальчики, дайте закурить!
Они снова переглянулись, и тот, кого я не пометила скальпелем, протянул мне «Пелл-Мелл». Я усмехнулась.
— Простите, но это курят лишь продавщицы галантереи.
Я полезла в сумку, достала пачку сигарет, которые привозил для меня Карен, ментоловые с медовым запахом, и предложила своим похитителям.
Сосед справа пренебрежительно фыркнул, а сосед слева взял сигарету. Тогда я решила сосредоточить свои чары на нем.
— Прикурить можно? — Я старалась говорить низким бархатным голосом, лаская при этом взглядом полузакрытых томных глаз маленькое, тупое, плохо побритое лицо.
— Куда едем, мальчики? Я предпочитаю утром валютный бар в хаммеровском центре. Там потрясающий кофе и тартинки. Не пробовали?
Сосед справа зашипел, точно проколотый мяч:
— Заткнись, зараза!
А сосед слева с четким восточным акцентом произнес:
— Не надо пугать девушку, девушка будет послушной…
— Вы армянин, как и Карен? — радостно воскликнула я. — Наверное, земляки?
— Я сейчас заткну эту паскуду! — шепотом прошипел сосед справа.
Но тут обернулся водитель и, лениво растягивая звуки, сказал:
— Без нервов, мальчики.
Я узнала реставратора Степу.
Тон был уверенный, но не резкий, улыбка ленивая и добродушная, и все закружилось в моей глупой голове. Люда, его мастерская, «тетя Лошадь» — начинала складываться совершенно неожиданная мозаика, и я поразилась своей тупости. Но нельзя было выпадать из выбранной роли, и я прощебетала кокетливо:
— Привет. Степа, как приятно видеть знакомое, почти родное лицо! А куда вы меня везете? К тебе в мастерскую? Может, все-таки заедем в бар. я не успела позавтракать.
Сосед слева засмеялся:
— Люблю рисковых телок…
Степа укоризненно покачал головой.
— Позавтракаем на даче, дорогая, все пройдет на высшем уровне…
— Но я люблю утром икру… — капризничала я, — с лимоном и чуточку апельсинового сока с коньяком.
— Будет тебе белка, будет и свисток. — сказал сосед слева, погладив мое колено, и я демонстративно придвинулась к нему.
Хотя Степа не мог нас видеть, он произнес ровным голосом:
— Эта не по твоим усам, успокойся, пока тебя не успокоили…
И мой конвойный превратился в бесчувственную статую.
Остановились мы перед двухэтажным домом, с огромными окнами и застекленными верандами. Перед зданием был разбит цветник, уже прибранный и засаженный к лету рассадой, а весь участок опоясывали высокие кусты боярышника, на фоне которых почти не просматривалась проволочная сетка.
— Как тут хорошо! — сказала я непринужденно. — Это ваша дача, Степа? Жаль, что вы никогда не приглашали меня с Людой, она, наверное, бывала здесь не раз…