Заповедник для академиков
Шрифт:
В дверях они догнали Александрийского. Он шел еле-еле, опирался на трость. Лобастый Николай Вавилов поддерживал его под локоть. Лидочка услышала слова Вавилова.
— Не надо было вам выходить к ужину. После всех пертурбаций…
— А вам, коллега, — сварливо ответил Александрийский, — не стоит меня жалеть.
Тут Александрийский спиной почуял, что их слушают, и перешел на английский. Английский язык Лидочка знала плохо, да и не хотелось подслушивать.
— Теперь спать? — спросила Лидочка.
Вместо Марты сзади
— Товарищи, граждане республики Санузии! — кричал он. — Не покидайте столовую, не выслушав маленького объявления. Среди нас есть новички, еще не принятые в гражданство республики. Поэтому после ужина властью, врученной мне великими тенями, я призываю всех выйти на вершину холма и оттуда, глядя на Москву, дать клятву верности нашим идеалам.
— Дождик идет! — откликнулся Максим Исаевич. — Ну какие же клятвы при такой погоде.
— Дождь прекратился, — возразил президент. — Я своей властью прекратил его, и с завтрашнего дня наступает чудесная, теплая и сухая погода. Однако на холм идут лишь желающие. Отступники — да пусть им будет стыдно — могут лечь спать в своих берлогах.
— Кино будет? — спросил простодушный курносый парень, деревенская версия императора Павла Первого.
— Сегодня кино не будет, — сказал президент, — кино переносится на завтра, потому что новый заезд сегодня проходил в трудностях.
— Я знаю! — крикнула толстушка в синей футболке с красной звездой на правой груди. — Киномеханик снова запил!
Кто-то засмеялся. Лидочка обернулась, ища глазами подавальщицу. Та убирала со стола грязные чашки и тарелки, но на Лидочку она не посмотрела.
Все участники похода на неведомый Лиде холм прошли прямо в прихожую, где на вешалке висели все пальто. К Лидочке подошел Матя.
— Вы серчаете на меня, сударыня, — сказал Матя, делая жалкое лицо, — не обращаете на меня внимания, будто мы и не знакомы.
Следовало приподнять в немом удивлении брови и отвернуться от ничтожной помехи. Лидочка понимала умом, как следует себя вести, но на практике так и не обучилась.
— Это вы на меня внимания не обращаете, — сказала она, — потому что дружите с Алмазовым.
— Дружба с Алмазовым подобна дружбе кролика с удавом. И вы это знаете.
— Значит, просто подлизываетесь?
— И я не так прост, и он не так прост. Но он мне любопытен. Я встречал его две недели назад, когда сдавал в Президиум отчет о моей стажировке в Италии. Он нас курирует.
— Курирует? — Лидочка не знала такого слова.
— Заботится о нас, следит за нами, выбирает из нас, кто пожирнее, чтобы зарезать на ужин.
— И вы до сих пор живой?
— Какой из меня ужин!
Подошла Марта. Матю она уверенно отстранила, как старого приятеля.
— Не приставай к девушкам, — сказала она. — Лучше скажи, кто то воздушное создание, которое притащил с собой Алмазов?
— А
— У каждого есть свои источники информации, иначе в этом вертепе не выживешь.
— По-моему, она актриса. Из мюзик-холла.
— Я сразу почувствовала — птичка невысокого полета.
Матя пожал плечами.
— Может быть, не пойдешь? — спросила Марта у Лиды. — На тебе же лица нет.
— Пройтись по свежему воздуху — только полезно. Усталость в возрасте Лиды — это приятное чувство, которое способствует сохранению осиной талии, — галантно возразил Шавло.
Он помог Лидочке одеться, а Марта спросила:
— А как ее зовут?
— Девицу Алмазова? Ее зовут Альбиной. Ты ревнуешь?
Когда они вышли из дома и пошли налево по узкой, засыпанной чуть ли не по щиколотку желтыми липовыми и оранжевыми кленовыми листьями дорожке, Марта сказала:
— Это старая традиция Санузии — смотреть на ночную Москву.
— Даже когда ее не видно, — сказал Матя. Он был так высок, что Лидочке приходилось запрокидывать голову, разговаривая с ним. Но в комнатах она этого не почувствовала.
Их догнал Максим Исаевич. Он был в расстегнутом пальто, без шляпы и тяжело дышал.
— Вы меня бросили! — заявил он. — Вы меня оставили на растерзание этому занудному президенту.
Матя взял Лидочку под руку. Лидочке это было приятно.
— Если бы я был писателем, — сказал Матя, наклоняясь к Лидочке, — я бы обязательно вставил президента Санузии в роман. Вся его жизнь состоит в пребывании здесь, остальные одиннадцать месяцев — лишь скучный перерыв в его настоящей, бурной, красивой и романтической деятельности в этих стенах. Он рожден быть президентом республики Санузия, и, когда нас всех пересажают или разгонят, он умрет от скуки. Хотя сам же на нас донесет.
— Типун вам на язык! — сказал Максим Исаевич и обернулся, но вблизи чужих не было.
Слева тянулись огороды и тускло светилась оранжерея. Направо дорожка круто скатывалась вниз.
— Если бы не оранжерея и не огород, мы бы здесь бедствовали, как везде, — сказала Марта.
— Академики не любят бедствовать — подсобное хозяйство Санузии на особом положении, подобно подсобному хозяйству Совнаркома, — сказал Шавло.
Лидочка поглядела вниз, куда сбегала пересекающая их путь дорожка. За черными ветвями вдали блестела вода.
— Мы сходим с утра на пруды, — сказала Марта.
— Там благодать для прогулок, — сказал Матвей.
— А здесь в прошлом году нашли мертвое тело, — сообщил Максим Исаевич.
Он показал на вросшее в землю кирпичное сооружение, вернее всего, погреб, какие строили при богатых дворянских усадьбах.
— Меня тут не было, — сказала Марта. — Но говорят, что это был старый князь Трубецкой. Он тайно перешел границу, добрался до Москвы, он хотел достать клад, который Трубецкие зарыли во время революции.