Заповедник для академиков
Шрифт:
— Так все считают? — спросила Лидочка.
Она взяла вафельное полотенце, сложенное на подушке, и стала искать в сумке пакет с зубной щеткой и порошком.
— Это считает Миша Крафт, который для меня — высший авторитет, — сказала Марта. — Но я думаю, что причина в несходстве характеров. Матя при первой возможности ушел к Френкелю в Ленинград и работал в физико-техническом институте. А потом его отобрали для стажировки в Италии. То, что для Александрийского — предмет планомерного многолетнего труда, Матя всегда решал походя, между двумя бутербродами
— Матвей Ипполитович совсем не похож на Моцарта, — сказала Лидочка.
— Ты же понимаешь, что дело не в простом сравнении.
Лидочка взяла полотенце и пошла в женскую умывальную комнату.
Лидочка пустила воду. Струя била косо, порциями, будто кран отплевывался. Вода была страшно холодной. Зубы ломило.
Лидочка не услышала, как открылась дверь и вошла подавальщица.
— Вы меня простите, — сказала она, закрыв за собой дверь. — Мне у вас спросить надо.
Лидочка испугалась, будто имела дело с умалишенной, готовой к иррациональным поступкам, но не обязательно намеренной их совершать.
Она так и осталась стоять со щеткой в приоткрытом рту, с измазанными зубным порошком губами.
— Вы видели, что я смотрела на мужчину, — продолжала женщина. — Вы его знаете, высокий, с усиками, красивый такой.
Лидочка кивнула. Она чувствовала, как белая струйка слюны с порошком течет по подбородку.
— Мне с ним поговорить надо, — сказала женщина ровным, скучным голосом. — А мне их имя-отчество неизвестны. Вы уж помогите, подскажите мне, гражданочка.
Женщина притворялась. Говорить простонародно она не умела, и дело было не только и не столько в словах, а в том, как она их произносила, — труднее всего подделать интонацию. Если бы Лидочку спросили, кто эта женщина по происхождению, она сказала бы — гражданка, вернее всего, москвичка из образованной семьи.
Лидочка взяла стакан, прополоскала рот, сморщилась от ледяного холода.
— Вы не спешите, — сказала женщина, — мне не к спеху.
Лидочка не могла решить для себя, ответить на вопрос или сослаться на неведение. Но потом поняла, что нет никаких оснований таиться.
— Этого мужчину зовут Матвеем Ипполитовичем Шавло, — сказала Лида. — Он физик, больше я о нем ничего не знаю.
— Шавло? И хорошо, что Шавло. Его тогда все Матей звали.
Под яркой голой лампочкой, висевшей над головой, Лидочка могла разглядеть женщину лучше, чем в столовой. На вид ей было лет тридцать, может, чуть больше. Она была высока ростом и стройна, густые каштановые волосы были убраны под косынку, и без окаймляющих лоб волос лицо казалось более грубым и резким, чем в действительности. Из таких женщин получаются террористки и настоятельницы монастырей. И если у иной женщины в таком же возрасте все еще впереди — и мужчины, и радости, и дети, — у этой жизнь окончена. И если бы не неведомая Лиде, но обязательно существующая цель,
— Спасибо, — сказала женщина, протянув руку, будто хотела дотронуться до Лиды. — Спасибо вам. Мне не его имя нужно. Важно было, что вы меня не оттолкнули.
Лидочка поглядела на ее протянутую руку. Пальцы были тонкими, некогда холеными, изысканными в своей длине и форме, но распухшими в суставах и огрубевшими.
— Вы знали его раньше? — спросила Лидочка.
— К сожалению, — ответила женщина.
Она сочла возможным скинуть маску подавальщицы, словно выказывая этим доверие к Лиде.
— К сожалению, — повторила она. — Я не ожидала когда-либо его увидеть, как не ожидаешь повторения кошмара.
— Кошмара?
— Вы все равно не поверите. Вы еще молоды.
— Это так кажется.
Неожиданно подавальщица засмеялась. И лицо ее стало мягче, женственней и добрее.
В этот момент дверь в умывальную медленно открылась. В дверях стояла Альбина в шелковом китайском халате.
Она, видно, поняла, что при ее появлении женщины оборвали разговор.
— Я вам помешала? — спросила она высоким, чрезмерно нежным голоском.
— Чего уж, — сказала подавальщица, — я вот щетку куда-то положила, а куда — не знаю. Извиняйте.
Она повернулась и, наклонив голову, быстро вышла из умывальной.
— Как наивно, — сказала Альбина ей вслед. — Я могу поклясться, что она из бывших, а устроилась в прислуги и притворяется. Правда?
— Не знаю, — сказала Лидочка, спеша вытереть лицо и собирая свои туалетные принадлежности.
— Спокойной ночи, — прощебетала вслед ей Альбина.
Глава 2
23 октября 1932 года
Утром Лидочка с трудом проснулась — за окном была такая дождливая мгла, такая полутемная безнадежность, словно дом оказался на дне аквариума, полного мутной воды.
Марта уже поднялась и приводила перед зеркалом в порядок прическу. В комнате пахло одеколоном «Ландыш». Лидочка потянулась — кровать отчаянно заскрипела. Марта резко обернулась.
— Ты меня испугала! Как себя чувствуешь?
Лидочка попыталась сесть — все тело ломило.
— Меня, по-моему, всю ночь палками били.
— А ты больше с физиками гуляй! Я удивлюсь, если ты не простудишься, — сказала Марта. — Давай вставай, скорей беги в умывалку. А то там очередь, наверное, а гонг зазвенит — опоздаешь. Филиппов тебя уморит воспитательными беседами.
— А я их не буду слушать.
— Значит, ты никуда не годная общественница. А ты знаешь, что у нас делают с никуда не годными общественницами? Их отправляют на перевоспитание трудом. Я знаю, что президент нашей республики уже разработал систему трудовых наказаний — опоздавшие ко второму удару гонга сегодня направляются на сбор опавших листьев. Под дождем.