Заповедное дело Россиию Теория, практика, история

Штильмарк Феликс

Да, с таким утверждением спорить не приходилось. Разумеется, Якушкин и его коллеги из Норильска несравнимо лучше знают Таймыр, чем мы; они буквально избороздили эти края. Григорий Дмитриевич недавно защитил диссертацию о песце Таймырского полуострова, он автор многих статей о северном олене, готовит вместе с другими сотрудниками научную монографию, им все карты в руки… Мало ли, что никто из них не бывал в верховьях Логаты, – все равно мнение местных ученых окажется решающим, и без их согласия ничего нам тут не сделать.

– Гриша, да поверь же ты, что я хочу пользы общему делу. Вы,

конечно, знаете Таймыр лучше меня, но плохо представляете себе хитрую механику устройства и создания заповедников. Одних доводов ученых здесь мало, надо учитывать и другие факторы кроме биологических. Заповедник будет создавать то самое ведомство, которое сейчас ведет там промысел оленей. Раз на Пясине устроен госпромхоз – а ты ведь сам добивался этого вместе со всеми норильчанами – значит, заповеднику там уже не место. Вопрос сейчас стоит так – или Логата, или ничего. Я бы не взялся проталкивать логатский вариант против вашей воли, но ведь вы не правы, когда ставите на первое место задачу охраны оленьих пастбищ. Заповедник на Таймыре следует создать как настоящий эталон девственной, первозданной тундровой природы во всей ее красе, какой мы видели ее в верховьях Логаты. Скажи, разве она недостойна заповедания? Поддержи, и ты получишь эту прекрасную синицу прямо в руки! Ведь какие места! И олень там, и казарка, и гуси!

– Какой там олень? Одна жалость! Ты сколько насчитал за все время? Штук пятьсот? Да мы сейчас по дороге домой в десять раз больше встретим! Не нужна нам твоя синица! Там и так заповедник!

– Заповедник, говоришь?! Только кругом его обложили, как волка в загоне: там геологи, там рыбаки, там пастухи с оленями. По всему нашему Северу сейчас идет наступление на природу. Нигде в стране не удается выделить такой эталонный участок, такой памятник первозданной природе. Сам станешь жалеть, только поздно будет…

Гриша мучительно морщился, глядя сквозь иллюминатор на медленно текущую под крылом тундру. Бурыми волнами – гряда за грядой – проплывала она внизу, словно застывшее море, но обманчиво было это безлюдье. Даже здесь нет-нет и мелькал балок, рубцы гусениц то и дело пересекали просторы, неторопливо проплыл мимо нас вертолет Ми-8, державший путь дальше на север. Я видел, как мается Якушкин, обдумывая сложившуюся ситуацию.

– Согласиться с вами, что ли? – проговорил он в раздумье, но потом ударил себя кулаком по колену и воскликнул:

– Нет! Не отступимся! Будем спорить с москвичами до последнего!

Коренной москвич, я очень не люблю, когда меня так называют в дальних краях.

Вместо гордости за свой город чувствуешь что-то недоброе, словно ты виноват в том, что родился, вырос и живешь в Москве, приехал сюда ненадолго и должен в свой срок вернуться…

Мне стало вдруг все безразлично. В конце-то концов, пусть дело идет своим чередом. В ногах мне валяться у норильчан, что ли? В самом деле, им виднее, ну и пусть предлагают, что хотят. Не будет заповедника? Так ведь он им нужнее, чем нам. Моя задача, моя научная тема – сам процесс проектирования, а не конечный его результат. Свое дело мы делаем добросовестно, ну а чем все это кончится, угадать трудно.

– Смотри, Григорий Дмитриевич, тебе здесь жить. Мы приехали

помочь, а не воевать с вами. Вам-то заповедник нужнее, чем москвичам, как ты изволил выразиться. Дадите отрицательное заключение на наш вариант, никто с вами спорить не будет, все останется, как было до нас.

Мои слова, кажется, подействовали на Якушкина. Он снова углубился в раздумье, но больше за весь полет не сказал ни слова.

Прямо с аэродрома мы вместе поехали в институт, где к тому времени собрались почти все «заинтересованные лица». Здесь были сотрудники биолого-почвенного и географического факультетов МГУ (В.Д. Василевская, Н.М. Шалаева), Ботанического института АН СССР (Б.А. Томилин, М.В. Соколова, В.Ф. Шамурин и др.), зоолог А.А. Винокуров из Центральной лаборатории охраны природы, большинство сотрудников отдела промысловой биологии НИИСХ, словом, в большой комнате всем не хватило места.

Сколько голов, столько умов! Большинство собравшихся считали, что природные условия в бассейне Пясины более интересны с точки зрения организации заповедника, по сравнению с нашим, Логатским вариантом. Правда, на Логате почти никто из присутствующих не бывал, но и мы, в свою очередь, совсем не знали Пясину, так что спорить с маститыми «таймыроведами» нам было трудно. «Логата хороша, но Пясина лучше, а лучшее – враг хорошего» – так можно было сформулировать мнение большинства. К тому же – Пясина близко от Норильска, а Логата – далеко…

Я не мог убедить собравшихся, что выбора у нас, по сути, нет. Они же не хотели слушать моих доводов о невозможности создания заповедника на Пясине. Только Б.А. Томилин и В.Ф. Шамурин сразу оценили ситуацию и встали на нашу сторону.

– Даже если Логатский вариант почему-либо неудачен, – сказал Б.А. Томилин, – и то не следует пренебрегать реальной возможностью создания на Таймыре и заповедника, и республиканского заказника. Если мы сейчас не поддержим этих планов, то заповедника на Таймыре не будет еще десятки лет. К тому же, мне кажется, что доводов за Логату много. Там интересный набор ландшафтов, есть участки хребта Бырранга и озера Таймыр. По-моему, возражения норильчан не вполне объективны.

Но большинство присутствовавших стеной стояли за Пясину, не слушая никаких доводов. Мы спорили уже третий час.

– Все согласны с тем, что лучше вообще не иметь заповедника на Таймыре, чем создать его на Логате? – спросил я, обозлившись.

Москвичи и ленинградцы промолчали, норильчане же загудели, кто-то выкрикнул:

– Согласны!

– Все! Прекращаем базарить! Готовьте официальное решение на ученый совет НИИСХ, дадите заключение, и никакого заповедника на Таймыре не будет. Хватит!

Наступило молчание. Кажется, в этот момент до всех дошла ответственность нашего собеседования. Ведь мнений может быть множество, а решение всегда только одно.

…Вечером того же памятного и трудного для меня августовского дня мы встретились в норильской гостинице с В.Ф. Шамуриным. Мой собеседник был человеком ярким и остроумным, разговоры о делах мы перемежали чтением стихов, философскими раздумьями, шутками. Но все же сказались неудачи дня, и постепенно ко мне вернулось гнетущее настроение и подавленность.