Запределье
Шрифт:
— Разве у людей нет оружия, которое можно использовать против Суда? — спросил Уриэль, нахмурив бровь, будто в замешательстве. Как будто он очень хорошо понимал опасности магии.
— Суд силен, — все, что ответил Малахи.
Мне потребовалось мгновение, чтобы понять, что он не хочет признаваться в наших слабостях совету Консульства, и что доверяет им не больше, чем мы.
— У нас нет власти на территории Землян, — сказала Иа. — Как мы можем повлиять на их поведение там?
Она выглядела так, как будто по большей части верила в то, что говорит.
— Территории Землян нас не касаются, — произнесла Иа, — ровно так же, как наши заботы, не должны беспокоить Землян. Мы решили не сражаться, чтобы не иметь конфликта. Мы здесь достигли более высокой формы существования.
— Достигли ли? — спросил Лиам, не удосужившись скрыть свое отвращение.
— Достигли, — ответил Камаэль. — Мы едины. У нас нет преступлений, нет бедности, нет болезней. Наша магия излечила их. Что касается решений, которые влияют на сообщество, мы достигаем соглашения по выбранному курсу действий, прежде чем действовать, и мы разделяем выгоды в соответствии с рангом.
— А как насчет инакомыслия? — спросил Гэвин.
— Тут такого нет.
— Может быть, но не на деле, — произнес Гэвин. — Ведь вы не можете контролировать чьи-то мысли.
— Вы неправильно поняли, — сказал Камаэль, а его терпеливая улыбка имела снисходительное выражение. — Здесь нет инакомыслия; оно было уничтожено. Магия — это не просто сила. Это биологическая сила. Она создает нас, определяет нас. С помощью магии можно изменить даже разум и сердце.
— Ты говоришь о генетике? — спросил Гэвин. — О манипулировании тем, кто мы есть с помощью магии?
— Генетика — это… нечто элементарное, — ответил Камаэль. — Она игнорирует роль выбора, влияние сообщества.
— Сила принуждения? — спросил Малахи мрачным тоном.
— Вы видите где-то здесь принуждение? — спросил Камаэль, по его голосу стало понятно, что терпение его иссякло. — Наши двери и окна открыты, потому что нет плохой погоды, нет риска кражи. Единение — это наше достижение, великая победа эпохи борьбы и стремлений. И возвращаясь к вашему поиску, камень Абетил является символом борьбы. Идемте, — сказал он и повернулся налево, жестом приглашая нас следовать за ним.
В десяти метрах от нас, на гранитном постаменте, стоял Абетил. Колесо из пестрого камня шириной около трех сантиметров и глубиной около полутора. Края были неровными, но передняя часть была гладкой, за исключением резных фигур, которые, казалось, шли по спирали к центру. Он был установлен на двух держателях в форме тонкого золотого полумесяца, который возвышался из золотой подставки.
До нас было около трех метров, а я уже улавливала слабый пульс. Не сила, а ее отсутствие. Пустота, некая деформация и отток магии, которые, казалось, покрывали это место.
— Что это за символы? — спросил Гэвин.
— Заклинание, — ответил Уриэль. — Проще говоря, оно направляет силу объекта.
— А что это вообще за сила? — просила Рэйчел.
— Это сила принуждения, — ответил Уриэль. —
— Они верили, что их мир находится под угрозой магии, — продолжала Иа. — Он являлся наказанием, способом контролировать и терроризировать. Существа с магией, магические существа были заперты, пока их не стало слишком много, чтобы это игнорировать.
Камаэль подхватил историю:
— Тогда их наказывали. Их пытали. Переучивали, хотя в том, что они делали, не было образования. В конечном итоге население поверило, что опасность настолько велика, что нужно найти новое решение.
— Постоянное решение, — сказал Уриэль. — То, что требует магии. Многие выступали против его использования даже при таком сценарии. Но остальные полагали, что это был единственный способ остановить изменения.
— Абетил, — произнесла я, и он кивнул.
— Камень был извлечен из Ундинских гор, резьба предназначалась для выполнения самых священных ритуалов. Поглощения магии, которая, как они верили, была злом.
Это, как предположил Малахи, мало чем отличается от сбрасывания магии. Но вместо того, чтобы помещать магию в объект, объект извлекал магию самостоятельно. Впитывая, как рис, впитывает влагу в солонке.
— Он использовался почти на сотне граждан, прежде чем эту практику прекратили, — сказал Камаэль.
— А почему ее прекратили? — спросил Лиам.
— Потому что они пришли в себя. — Иа сунула руки в складки платья. — Не сразу, но взялись за ум. И не без дебатов и дискуссий. Произошла трагедия, которая изменила ситуацию — болезнь, которая мутировала и стала убивать детей. Наконец, они признали, что магия — это инструмент, который можно использовать как для зла, так и добра. Они решили попробовать хорошую ее часть.
— И это было так просто? — спросила Рэйчел, переводя взгляд с архитектуры на ангелов. — Раз, и они решают, что теперь это хорошо?
— В этом нет ничего простого, — сказал Уриэль. — Но наше сообщество решило, что преобразование было необходимо, и поэтому преобразование было проведено.
«Преобразование», — догадалась я, «более полит корректное выражение для "принуждения"».
— А Ловушка Дьявола? — спросила она.
— Она была задумана как карательная мера, — ответил Уриэль. — Убрать магию тех, кто отказался принять волю, единение. К счастью, это оказалось ненужным. Магия, как выясняется, сама по себе является наградой.
«Возможно, это линия партии, но, может, ответ проще? Что существа, которых они хотели наказать, перенесли свое плохое поведение в наш мир?» Они, конечно, не собирались признавать это здесь и сейчас, но я бы поспорила на месячный запас льда, что была права.
— Мы поместили Абетил в Цитадель как напоминание о том, что было раньше, и о том, чего мы достигли. — Камаэль указал на него. — Чтобы напоминать нам, что магия — это дар, который нужно принять как данность. И, безусловно, следует использовать.