Запредельность
Шрифт:
…Встреча с поверхностью была ощутимой, несмотря даже на малую силу тяжести, и Лекс с беспокойством подумал о Джи. Тут же рванул в сторону, где в последний раз видел Конрада. Бег не замедлил превратиться в нелепый фарс: он взлетал бессмысленно высоко, злился на себя, не в силах ускорить возвращение на поверхность. Такое перемещение в режиме тона показалось настоящим издевательством. Увидев, наконец, Конрада, Лекс почувствовал громадное облегчение.
Общаться в резонансе трудно, особенно, если уровни тона различны. Но разговоров не требовалось: все было решено заранее. Лекс подхватил
Вскоре показалась цель – один из трех прилунившихся лидеров. Приборы наверняка обнаружили чужаков, и оставалось надеяться лишь на скорость перемещения в тоне, внезапность и, да еще на шок от гибели Обители и основного десанта.
Остальное прошло для Лекса, словно в тумане.
Он не помнил, как Конраду удалось проникнуть на борт корабля, как то же самое сделали мороки эскорта с двумя оставшимися. Как ринулась навстречу командному кораблю пара взбунтовавшихся ведомых. Как командир патрульных в панике бил по своим, как растерянно крутился, наблюдая за обломками двух сбитых лидеров, не замечая подкравшегося с кормы третьего…
Помнил лишь, как в тесном пространстве шлюзовой камеры склонился над Джи, со страхом вглядываясь в ее лицо, не понимая – дышит ли она, бьется ли еще ее сердце…
Потом был лишь сон. Беспокойный болезненный сон – до самой Земли.
Чужой Земли…
Часть четвертая
Быть мессией
1
Снились айсберги. Странные, совершенно не похожие на те, что приходили в снах раньше. Он плыл навстречу, пытаясь понять – что же не так? И вдруг налетевший порыв ветра чуть наклонил ледяные громады. И стало понятно – они плоские! Вырезанные каким-то чудаком-гигантом из гигантских листов бумаги. Как детских книжках, раскрывая которые, заставляешь распрямляться заранее сложенные фигуры…
…Просыпался тяжело – словно прорывался из вязкого плена. Сел на мятой постели, пытаясь сообразить, где находится. Взгляд наткнулся на тонкую девичью руку – она свисала с койки, прямо над головой.
Джи. Каюта, бокс… Космический корабль
Мысли лениво выползали из пыльного чулана. Что-то было не так – с этими мыслями, с телом, с ощущением себя в этом мире.
Поднялся – потребовалось усилие. Это не просто сонное состояние, что-то новое, что трудно объяснить…
Крошечный умывальник, встроенный в переборку, над ним – зеркало со скругленными краями. Сдвинул тугую ручку крана, вода полилась скудной струйкой. Набрал пригоршню, размазал по лицу, глянул в зеркало.
С той стороны зеркальной плоскости смотрел незнакомец.
Стало страшно. Тихая жуть, подползла к горлу холодной лапой. Потребовалось несколько неприятных секунд, чтобы сообразить: там, в зеркале – он.
Только постаревший – лет на десять.
Приблизился к зеркалу, принялся изучать незнакомого себя. Трещины морщин, которых не было раньше, отвратительная сетка красноватых сосудов, серая сухая кожа, мерзкие мешки под глазами.
Раньше не было времени разобраться
Лекс пытался разобраться в своих чувствах. Страх прошел, но что он ощущал теперь? Тосковал ли по годам, разменянным на минуты силы?
Трудно понять. Преобладало равнодушие и усталое отупение. Интересно, он постепенно становился таким или организм сдал после того отчаянного прыжка на Обероне? А может, еще раньше – когда его голос обрел силу небывалого убеждения?
Только, вот, как на эту рожу отреагирует Джи?
Сделал шаг назад. Медленно повернул голову в одну сторону, в другую…
Наверное, это глупо – но такой облик куда больше соответствует образу легендарного мессии. Эта небритость, впалые щеки, обострившийся взгляд пророка… Есть, говорят, такое понятие – эстетика безобразного. Пожалуй, как раз тот случай…
Черт возьми… А может, он зря себе накручивает? Может, это просто со сна – и к обеду пройдет?
Ощупал лицо и невесело рассмеялся таким мыслям.
Ничего уже не пройдет.
Поднес руку к глазам. Равнодушные цифры – как текст приговора.
Десять дней. Невозможно поверить, что осталось так мало. Еще труднее – осознать, что в этом призрачном мире он находится не больше двадцати суток. Кажется – прошли годы. И новая внешность лишь подчеркивает справедливость ощущений…
Короткий стук в дверь – и та тихо уехала в сторону.
Это Конрад.
– Мессия, мы почти прибыли…
Морок смотрел на Лекса чистым преданным взглядом. Может, не все с ним так уж и плохо? Усталость, плохой сон, кошмары…
– Хотите взглянуть на Землю?
Лекс оживился и сделал шаг вперед. Но замер, обернулся и сказал:
– Сейчас. Только разбужу Джи…
Она была точно такой, же, как показывают в фильмах, как ее рисуют художники, как он сам видел ее однажды с орбитыю. Нет, не эту планету, конечно. Ее сестру, как две капли похожую на ЭТУ Землю.
Но в отличие от ТОЙ, НАСТОЯЩЕЙ Земли, ЭТА могла похвастаться соей подлинной, почти первозданной чистотой.
Там, внизу, не было машин, самолетов, не коптили небо химические заводы, не отравляли атмосферу и воду свалки… Конечно, и на той, оставшейся «за пределом», Земле новые технологии постепенно примиряли человека с природой. Но здесь…
– Сейчас мы – единственный корабль в пределах лунной орбиты, – словно прочитав его мысли, сказал Конрад.
Они вновь стояли в кабине, за спинами пилотов и любовались панорамой – в той степени, в какой позволяли это сделать обзорные экраны.
– Надо же… – проговорил Лекс. – Я думал, здесь должно быть столпотворение кораблей, орбитальных станций…
– У Земли нет орбитальных станций, – отозвался Конрад. – В пределах Солнечной системы вообще нет никакой техники, если не считать Последнего рубежа и того, что было на Обероне…
– Какая красота… – проговорила Джи. – И мы все – все люди – вышли отсюда … Почему же так вышло…
Она замолчала. Никто не нашелся, что сказать. Все уже было сказано на эту печальную тему.
Паузу нарушил Лекс: