Запрещенная
Шрифт:
Я ненавижу его за это. Он доводит меня до очередного оргазма, и слезы текут по моим щекам, когда он вытирает их.
— Мне жаль, принцесса, — шепчет он. — Так должно было быть.
Принцесса.
Но это не может быть Джейкоб. Этого просто не может быть.
Я чувствую его страстное желание через нашу связь, его желание взять меня прямо там и заявить на меня права.
Еще меня мучает чувство вины, такое сильное, что сдавливает
Но я игнорирую это, пока подпрыгиваю у него на коленях, ощущая трение о его твердый как камень член через штаны.
— Я должен был заявить на тебя права, — рычит он мне на ухо. — Ты моя… больше ничья…
Я перестаю слушать.
Я беру и беру, работая над его одетым членом, доводя себя до кульминации за кульминацией, пропитывая его колени своей слизью.
Я готова к тому, что он возьмет меня прямо там, но, к моему удивлению, он этого не делает.
Он просто позволяет мне использовать его, пока я не падаю в обморок, вдыхая его запах, позволяя ему затуманивать мои чувства.
Я могу притвориться, что это Джейкоб. Только сейчас, пока не закончится это дерьмовое шоу и мне не придется столкнуться с реальностью.
И я не уверена, когда это будет.
Или смогу ли я когда-нибудь это сделать.
ГЛАВА 32
ДЖЕЙКОБ
Брачный укус — это самый священный акт, который Альфа может совершить со своей Омегой.
Это высший акт обладания между двумя душами.
Я никогда не думал, что это произойдет на подпольном аукционе людей.
Я должен был сделать это, чтобы защитить ее, на случай, если другие каким-то образом доберутся до нее.
На случай, если они вырежут ее брачную железу.
Но я чувствую ее ужас и отвращение, когда она прижимается ко мне, даже когда я работаю с ней, помогая ей пережить столько оргазмов, сколько она может вынести.
Она не примет меня таким, какой я есть, сколько бы раз я ей ни говорил.
Она закрыта.
Я держу своего Альфу под контролем, несмотря на собственническое чувство, которое течет по моим венам.
Защити ее.
Она тяжело дышит, прижимаясь ко мне, на мгновение насытившись, пока я заключаю ее в объятия.
— Держись за меня, — шепчу я ей на ухо. — Мы выбираемся отсюда.
Я чувствую ее страх, когда она прижимается ко мне, отчаянно вцепляясь в мои плечи. Я поддерживаю ее одной рукой, в то время как другой рывком открываю дверь. Я мчусь по коридору, теперь заваленному телами и рыдающими Омегами. Пол залит кровью, и я чуть не поскользнулась на нем, когда мчалась к главному входу.
— ДЖЕЙКОБ!
Лукас прихрамывает рядом со мной, оскалив зубы. —
— Да. Наша машина ждет? — Амелия ерзает в моих руках, всхлипывая.
— Да. Российское правительство только что отправило войска, чтобы забрать остальных. Но мы должны уйти сейчас, чтобы избежать перекрестного огня.
Мы прорываемся к выходу, наш черный внедорожник ждет нас в грязи. Калум уже внутри, и он открывает нам дверь, когда мы врываемся внутрь. С визгом шин мы трогаемся с места, едва избегая встречных военных грузовиков.
Я сижу на заднем сиденье с Амелией, баюкая ее на коленях, пока она скулит.
— Твою мать, — ворчит Калум. — Она сейчас провоняет в машине своим запахом.
Я рычу, прижимая ее окровавленное и покрытое пятнами тело к своей груди. — У нее началась Течка на гребаной сцене, — шиплю я. — Она ничего не может с этим поделать.
Он оглядывается на нас, и на его лице появляется удивление. — Ты укусил ее, — замечает он.
— Я должен был, просто на случай, если они доберутся до нее прежде, чем я смогу их остановить.
Остальная часть поездки в машине проходит в тишине, если не считать редких всхлипываний Амелии.
Однако подавляющих средств надолго не хватит. Мой Альфа рычит от желания, и это худший вид пытки — ничего не делать, пока она извивается на мне в бреду.
Я точно знаю, что ей нужно, но пока не могу ей этого дать.
— У тебя терпение чертового святого, — говорит Лукас, когда мы достигаем взлетно-посадочной полосы.
— Я так долго ждал ее, — бормочу я. — Я могу подождать еще немного.
— У нас есть медик, — добавляет Калум. — Они ждут нас в самолете.
Я вздыхаю с облегчением.
Я поднимаюсь на борт первым, не выпуская Амелию. Она все еще говорит бессвязно, но ее скулеж превратился в тихие рыдания, и она дрожит в моих объятиях.
Это разбивает мое гребаное сердце.
— Не плачь, принцесса, — шепчу я ей. — Мы почти дома.
Она крепче сжимает мою рубашку.
Медик сразу замечает нас, осматривая Амелию, пока я укладываю ее на носилки в задней части самолета.
— Ей нужна жидкость, — говорит она. — Сейчас я введу капельницу. А что касается ее Течки, я могу ввести высокую дозу подавляющего средства, которое также действует как снотворное. Она сможет отдохнуть, но когда она наконец проснется, Течка будет невыносимой.
Я киваю. — Чего бы это ни стоило.
— Этого должно хватить на весь полет, но я предлагаю вам приготовить для нее гнездышко как можно скорее. У нас на борту есть одеяла и подушки на всякий случай.
Амелия смотрит на меня из-за стола широко раскрытыми глазами, как будто она наконец узнает меня.