Запрети любить

Джейн Анна

— Да это дурак какой-то, — лениво вставил Игнат. — Лучше бы он вместо цветов еды прислал.

— Ну это совсем неромантично, — отмахнулась главная горничная. — Что, в доме еды нет? Оба холодильника забиты! Вы, конечно, парень видный, но к девушкам подхода не знаете. Цветами прокладывают дорогу к сердцу женщины. Да, моя дорогая?

— Может быть, — улыбнулась Ярослава и за спиной у Ольги Павловны показала Игнату язык. Раньше бы его это разозлило, а теперь заставило рассмеяться. Правда, главная горничная подумала, что смеется он над ней, и начала читать

лекцию о значимости цветов для женщин.

Уединились они с Ярославой только вечером, когда особняк опустел, целовались, смотрели какую-то комедию и уснули вместе, обнимая друг друга.

Следующий день был их последним свободным днем. Завтра возвращались родители, и, если честно, Игнат не хотел этого. Пусть отец побудет на отдыхе еще недельку. Пусть не мешает им. Игнат знал — если отец узнает, что они с Ясей вместе, он его просто прибьет. Но вместе с тем обдумывал, как рано или поздно сообщить об их отношениях. От Ярославы Игнат отказываться не собирался.

Вечером они пришли в библиотеку на втором этаже, включили музыку и погасили свет, оставив зажженной лишь серебристую светодиодную гирлянду, которую принесла Ярослава. Сначала танцевали, смеясь и время от времени целуя друг друга. Потом на Игната что-то нашло, и он, в шутку замотал девушке руки переливающейся гирляндой руки. А обездвижив, уронил на диван и начал раздевать, оставляя на девичьей коже горячие отметки. Ярослава не была против — ей, как и ему, хотелось повторить то, что произошло утром.

Не давая касаться себя, Игнат изучал ее тело, каждый его изгиб. У нее были выступающие лопатки, длинные ноги с тонкими икрами, светлая чистая кожа с просвечивающимися венами. Очень чувствительная грудь — хватало лишь несколько прикосновений, чтобы возбудить ее. А самое главное, в каждом движении Ярославы была затаенная грация. Она, должно быть, и сама не понимала, насколько женственная и сексуальна, не могла раскрепоститься в полной мере, но Игнат интуитивно чувствовал это.

— Ты такая красивая, — прошептал он в исступлении в перерывах между поцелуями и прикосновениями. — Моя девочка… Ты только моя, поняла? Скажи это. Скажи, пожалуйста.

— Только твоя, — едва слышно откликнулась Ярослава, тяжело дыша. Гирлянда все еще опутывала ее руки, и серебряные блики отражались на теле.

— Еще раз. Еще, — попросил он, и это было больше похоже на мягкий приказ.

— Я только твоя, — послушно ответила она.

— Только моя девочка. Повтори.

— Только твоя. Игнат… Я не могу больше. Убери гирлянду… Я хочу тебя обнять! — Кажется, Ярослава начала сердиться.

— Тогда скажи, что хочешь меня, — прошептал Игнат, нависая над лежащей девушкой на локтях.

— Хочу… Игнат!

— Хорошо-хорошо, малышка, — хрипло рассмеялся он и освободил ее, чтобы тотчас оказаться на лопатках.

— Я тебя уложила, я сильнее, — сощурившись, сказала Ярослава. Она сидела на нем и смотрела с ухмылкой. И явно чувствовала, как сильно он возбужден. Ему так и хотелось сказать ей: «Ну же, детка, возьми его, как утром, просто дай мне кончить».

— Конечно, —

легко согласился Игнат, который просто поддался. Ему нравилось, когда эта милая хрупкая девушка перехватывала лидерство.

— И ты будешь делать, что я хочу!

— А что ты хочешь?

— Чтобы ты молчал. Хотя нет, — передумала Яра, и ее глаза сверкнули. — Скажи мне…

— Что я тебя хочу? — рассмеялся Игнат. — Безумно. Не чувствуешь, как сильно?

— Скажи мне, что любишь. Как тогда, — попросила она тихо.

Все веселье разом испарилось.

— Люблю, — шепотом сказал Игнат, кладя ладони на ее бедра. — Люблю тебя.

— Очень?

— Безумно.

Она довольно улыбнулась, склонилась к нему, прикусила за кожу на шее, и стала прокладывать дорожку из поцелуев от ключиц к прессу, заставляя Игната вздрагивать. Губы у нее были просто умопомрачительные.

Их с Ярославой тянуло друг ко другу с немыслимой силой, и от горячих объятий и поцелуев оба переставали контролировать себя. От возбуждения кипела кровь и плавились мысли, и до безумия хотелось заполнить пустоту, что жила в них обоих. До самого откровенного они не дошли — Игнат силой воли заставил себя повременить, чтобы Яся привыкла к нему, хотя сдерживаться было сложно. Он стоял перед ней на коленях, прижимаясь губами и языком к низу ее живота, и заставлял повторять его имя, как молитву. А потом, когда у нее задрожали ноги, не дал упасть.

Он действительно любил ее.

Почему они так долго были одни, растрачивая себя на ничего незначащие глупости?

Глава 91. Плохие знаки

Я ясно осознала две вещи, связанные с Игнатом. Я очень любила его — так, что хотелось кричать о своих чувствах. Это первое. Только кричать я не могла, и даже шептать. Говорить о любви у меня не получалось. И это второе.

Впрочем, Игнат не требовал от меня признаний, он просто был рядом, позволяя изучать себя — не только тело, но и душу. Раньше я не могла этого разглядеть, но в нем было что-то особенное, родное, дающее надежду на счастье. Словно глоток свежего воздуха.

После возвращения мамы и Кости мы старались вести себя… хорошо. Никаких прикосновений и тем более поцелуев вне его или моей комнаты. Только порою бросали друг на друга красноречивые взгляды. Слава богу, никто их не замечал — Костя пропадал в компании, где снова случился какой-то апокалипсис, а мама плохо себя чувствовала. Большую часть дня она проводила в своей спальне, почти ни с кем не разговаривая, и мне казалось, будто мама погружена в какие-то свои мысли. Лишь рядом с Костей она оживала и улыбалась, по крайней мере, старалась улыбаться. Мне казалось, с мамой что-то происходит, но что, я понятия не имела и переживала. Пару раз я слышала, как она плачет, а однажды видела из окна, как разговаривает с кем-то по телефону, и не могла понять, по какому из двух. В голове роились самые разные мысли, которые я боялась озвучить даже сама себе.