Запрети любить

Джейн Анна

Я опустилась на пол рядом с Сержем, который явно удивился моему приходу. Потеряв интерес к своей спутнице, он переключился на меня. И в отличие от друга, он был мне рад.

— Я думал, ты спишь, — улыбнулся Серж.

— Почему я должна спать в это время? Еще только первый час, — отозвалась я.

— И что ты делаешь в первом часу ночи? — продолжал Серж с веселым любопытством.

— Пишу книгу, — отозвалась я весело, чувствуя на себе взгляды друзей и подруг Игната. Они не ждали меня, и чего от меня ждать — тоже не знали. Изучали.

— Книгу? — приподнял бровь Серж. — Серьезно?

— Абсолютно, — кивнула я.

— Ты удивляешь меня все больше. И о

чем твоя книга?

— О любви и магии, — ответила я.

— А почитать ее можно? — не отставал парень.

— Когда допишу, — несколько смутилась я.

Мы со Стешей без проблем показывали тексты друг другу, а вот остальным… Всегда присутствовал страх осуждения — вдруг история, в которую я вложила душу, не понравится? Или хуже того, окажется скучной?

— Точно? — спросил Серж, прищурив один глаз.

— Точно, — тряхнула я волосами.

— Тогда дай обещание. — И он с непосредственной обезоруживающей улыбкой протянул мне свой мизинец, чтобы я, как в детстве, закрепила обещание.

Клятва мизинцев — вещь серьезная, но я все равно скрестила наши мизинцы. Боже, какой же Серж комфортный. Рядом с ним я чувствую себя не просто в безопасности, но как будто окутанной дружелюбием и поддержкой.

Началась игра. Первой бутылочку начала вращать Шленская, причем сначала бутылочка остановилась на ней самой, и эта идиотка подскочила к зеркалу, чтобы поцеловаться сама с собой. По крайней мере, она так заявила, прежде чем начала слюнявить его. Затем бутылочка показала на парня с волнистыми волосами, с которым разговаривал Елецкий, и Яна буквально засосала его, запрыгнув на колени. Она явно была то ли под алкоголем, то ли под чем-то другим, ибо вела себя абсолютно распутно, так, что я начинала чувствовать испанский стыд — делала она, а стыдно было мне.

Если парням попадались парни или девушкам — девушки, то целовать можно было просто в щеку, хотя две подруги решили, что это правило не для них и целовались так, что парни начали снимать их на камеру. А вот когда парням попадались девушки или девушкам — парни, становилось горячо. Алкоголь и ощущение свободы делали свое дело, и то, что раньше было недопустимым под покровом ночи становилось острой необходимостью.

Когда горлышко бутылочки остановилось на мне, я едва не вздрогнула. Поцеловать меня должна была Алекса, и она, мило улыбаясь, подошла ко мне, положила руки на плечи и звонко чмокнула в шеку. Она источала дружелюбие и говорила какие-то милые вещи, но мне рядом с ней стало не по себе.

— Твоя очередь, Ярослава! — проорала Шленская, когда Алекса вернулась на место. — Крути!

И я раскрутила. Не знаю, как это вышло, но горлышко бутылочки указывало на Игната. Я с замиранием сердца подняла на него глаза, одновременно не веря в то, что произошло, но в то же время понимая, что я хочу этого. Хочу, чтобы он поцеловал меня.

На его лице появилась ухмылка.

Глава 54. Испорченный момент

По гостиной пронесся гул голосов — веселых и подначивающих. Друзьям Игната было интересно, что же произойдет дальше. Отовсюду раздавались смешки и неразборчивый шепот, кто-то, кажется, даже делал ставки на нас. А мы с Игнатом неотрывно смотрели друг на друга, словно остального мира не существовало, и мне казалось, что даже звуки стали тише, и слышно было лишь отчаянное биение моего сердца. Почему горлышко бутылочки указало именно на Елецкого? Это подарок судьбы? Или ее насмешка? И что мне делать? Подойти к Игнату и… поцеловать?

Он не переставал смотреть на меня с какой-то потаенной жадностью, чуть запрокинув

голову и все так же странно ухмыляясь. И под этим пылающим взглядом мне вдруг показалось, что я чувствую его губы на своих, отчего по рукам побежали мурашки, а на солнечное сплетение будто бы надавили, лишая воздуха. Всего лишь взгляд, а внутри уже зарождается это чертово желание, которое я никак не могу перебороть в себе.

А вдруг Игнат представляет, как целует меня? Нет, этого не может быть, я противна ему.

Одна эта мысль заставила меня нахмуриться.

— Да давайте уже! Начинайте! — нетерпеливо выкрикнул кто-то из парней пьяным голосом. И его поддержали другие. Народу хотелось веселья.

Игнат вдруг встал и под заинтересованные взгляды друзей направился в мою сторону. В голове мелькнула мысль — может быть, он демонстративно уйдет в другую комнату? Мол, не буду целовать эту идиотку, пошли вы все на три буквы. Ему ведь и слова никто не скажет. Эти люди, за исключением, разве что Сержа, играют по его правилам. Но нет, Игнат подошел ко мне, остановился рядом и протянул руку. Краем глаза я заметила, как изменилось лицо Алексы — стало испуганно-отрешенным. А где-то на заднем фоне раздался пьяный хохот Шленской.

— Вставай, — велел Игнат, не отпуская руку. — Сделаем, что должны. Или ты не будешь? Может быть, боишься? Или считаешь себя лучше нас? А, сестренка?

— Я ничего не боюсь, братишка, — ответила я, стараясь быть смелой, хотя внутри все сжималось — то ли от непонятного страха, то ли от предвкушения.

— Уверен, что все делаешь правильно? — спросил сидящий рядом со мной Серж.

— Уверен, — отозвался Игнат.

Проигнорировав его руку, я самостоятельно поднялась на ноги и встала напротив, ощущая знакомое чувство притяжения. Мне хотелось не просто дотронуться до Игната, а крепко обнять, чтобы почувствовать тепло его тела.

— Ты должна поцеловать меня, — любезно напомнил Игнат, и я облизнула пересохшие губы. — Не я тебя.

«Ну же, давай, сделай это», — говорил его блестящий взгляд. Янтарные глаза казались яркими, они будто гипнотизировали меня, а я, сама не зная, почему, вдруг захотела дотронуться до его ресниц.

Я медлила. Смотрела на него и медлила, сама не зная, почему. Тонула в этих янтарных глазах, зная, что потом буду ненавидеть себя за это. Я не должна, не должна, не должна! У него есть девушка, и эта девушка сидит здесь! Не имею права, не хочу…

Хочу.

Игнат решил сделать это сам. Выполнить то, для чего мы играли в «бутылочку». Поцеловать меня.

Он приблизился ко мне и под одобрительные выкрики парней аккуратно снял с моих волос резинку-пружинку черного цвета. Нацепил ее на свое запястье — по-мужски крепкое и широкое, загорелое, с выступающими венами. Одно простое касание, от которого в груди что-то сжалось.

Мои волосы рассыпались по плечам мягкой волной, и кто-то весело заорал:

— Он любит без резинки!

Эти дурацкие двусмысленные слова заставили всех захохотать, но Игнат не обращал на своих друзей никакого внимания — оно все было сосредоточено на мне. Склонив голову набок, он намотал конец крупной пряди себе на средний и указательный пальцы, а затем вдруг запустил руку в мои волосы. Так, что кончики его пальцев касались моего затылка. А после склонился и, не обнимая, накрыл мои губы своими. Так мягко и непозволительно нежно, что последние стены рухнули, и я подалась Игнату навстречу. Это был почти целомудренный поцелуй, без языка, без ноющих от страстных касаний губ. Невесомый и Невесомый и бережный. Будто меня снова целовал тот самый хороший Игнат, по которому я тосковала.