Запрети любить
Шрифт:
— Это летучая мышь, — сообщил тем временем Серж и кивнул на единственное в коридоре окно.
Я перевела взгляд и чуть снова не заорала — на стекле сидела летучая мышь, которая временно решила успокоиться. А мышей я ужасно боялась, что обычных, что летучих. До дрожи.
— Откуда она здесь? — нахмурился Игнат, не отпуская меня. Напротив, его руки будто плотнее сомкнулись на мне. И я не знала, бояться мне летучую мышь или таять от прикосновений.
— Видимо, залетела в окно, — спокойно сказал Серж. — Так бывает. Не стоит паниковать.
— Так всех пугать из-за какой-то фигни, — рассерженно
— Что ты думал? — сощурилась я.
— Ничего. Не надо так орать. Не одна живешь.
— Иди, не переживай, — кивнул мне Серж, который был куда более мил, чем Елецкий. — Мы с ней как-нибудь справимся.
— Давно хотел подержать живую летучую мышь в руках, — потянулся к окну Игнат, но получил по предплечью от друга.
— Дурак, она тебя укусит. Я тебя в ветеринарку не повезу, чтобы тебе сорок уколов от бешенства делали, — предупредил Серж, и я, не удержавшись, хихикнула.
Вместо того чтобы наехать на друга, Игнат наехал на меня.
— А ты что ржешь? Иди спать.
— Сама решу, куда мне идти, — неуверенно сообщила ему я и зачем-то спросила: — Твоей девушке лучше?
Словно хотела проверить слова Сержа о том, что они не пара.
— С Алексой все хорошо, — сухо сообщил Игнат и отвернулся, делая вид, что меня не существует.
И я ушла.
Что мне снова снилось? Разумеется, этот придурок. Он возвышался надо мной в кровати и улыбался так пленительно, что во мне распускалась радуга.
Глава 56. Поцелуй, от которого сорвало крышу
Первого сентября, разумеется, было дождливым — небо будто оплакивало ушедшее лето. Погода стояла стылая, сырая, промозглая, на горизонте клочьями стелился туман, наползающий с реки. Солнце пряталось за серыми тучами, ветер трепал волосы, а ощущение тоски и меланхолии прочно вгрызлось в сердце, как часто это бывает в начале учебного года, когда кажется, что все началось сначала. Учеба, домашняя работа, контрольная неделя, сессия… И так по кругу.
Первые три недели учебы прошли нормально. Я ездила в университет с личным водителем, и это действительно занимало не так много времени, как раньше. Изначально Костя попытался заставить Игната возить меня в своей новой дорогой тачке, но отказались мы оба — и он, и я. Отчим расстроился — наверное, ему действительно хотелось видеть в нас брата и сестру. Но настаивать не стал. У него было много работы — в его бизнесе начались серьезные проблемы, что-то связанное с конкурентом, который пытался потопить его один важный проект, и порою домой Костя приезжал глубоко ночью, уставший и злой. Мама не ложилась спать без него — всегда ждала, и когда она встречала его в ночи, на лице отчима появлялась улыбка. Глядя на них двоих, я еще раз поняла для себя, что любить по-настоящему можно в любом возрасте. Для любви возраст — не помеха. Помехой может стать только неискренность и неумение доверять друг другу. С Игнатом же я держала вооруженный нейтралитет. Мы мало виделись, а если встречались в универе, делали вид, что незнакомы.
В конце третьей недели обучения, когда расписание более-менее устаканилось и перестало меняться каждый день, мать Игната сорвалась — снова начала пить. При этом она устроила в баре, где гуляла
Мы вчетвером впервые за сентябрь собрались за ужином, когда Косте позвонили, чтобы сообщить о бывшей жене. Он выслушал с каменным лицом и сказал только одно слово: «Приеду». После чего извинился и вышел из-за стола. Игнат сразу понял, о чем речь. Вернее, о ком.
— Мама? — только и спросил он.
Костя кивнул.
— Что с ней?
— Бухали с подружками. Она перепила, разнесла весь бар. Ей вызвали бригаду. С трудом увезли.
— Я с тобой, — вскочил из-за стола Игнат, на чьих скулах появились алые пятна. Он то ли испытывал страх, то ли гнев — я так и не понимала. Но в эти мгновения мне было безумно его жаль — так, что хотелось подойти, взять за руку и сказать, что все будет хорошо. Но я не могла.
Игнат выругался, и Костя даже не сделал ему замечания, хотя обычно не терпел грубых выражений. Кажется, он сам хотел сказать пару хлестких слов, но сдерживался.
Игнат уехал вместе с отцом, а мы с мамой остались в особняке. Она тоже места себе не находила — переживала. Как назло, начался дождь, и настроение стало еще хуже, как часто это бывает в непогоду.
— Эта женщина не оставит Костю в покое, — сказала мама потерянно. — Но самое страшное, что она не оставит в покое своего сына. Мне так жаль его. Бедный Игнат.
— Она же лечилась, — ответила я. — Лежала в клинике заграницей…
— Так просто от алкоголизма не вылечится, Яра, — вздохнула мама. — К тому же человек сам должен хотеть вылечиться. А она не очень этого хочет. Что ж, Алина обещала сделать мою жизнь невыносимой. Но невыносимой она делает ее не мне, а своему мальчику.
— Обещала? — подняла я бровь. — В смысле? Когда? Вы виделись?
Мама нехотя кивнула. Кажется, она поняла, что сказала лишнее, хоть и не хотела.
— Встретились в салоне красоты. Она, кажется, заранее знала, что я там буду, — призналась мама. — У нас был весьма… содержательный разговор. Но я не стала ничего говорить Косте. У него и так проблемы в бизнесе. А тут еще это…
— Мам, что она тебе говорила? — вцепилась я в нее.
— Сказала, что деньги достанутся ее сыну, — пожала плечами мама. — Что я пожалею, что заплачу за ее разрушенный брак. Она очень боится, что Костя вычеркнет Игната из завещания и лишит наследства, как будто бы он может так поступить! Эта женщина столько лет прожила с Костей в браке, но так и не узнала его, как человека! — с негодованием воскликнула она. — И вообще, деньги заботят ее больше сына.
— Мам, надо было рассказать Косте, — нахмурилась я. Мать Игната мне очень не нравилась. Я чувствовала исходящую от нее опасность.
— Нет, Яра. Сказала же — у него и так проблем выше крыши. Не нужно ему этими глупостями разбираться. Ему и так пришлось срываться в единственный выходной и ехать к ней. И ты не смей говорить, поняла? — Ее голос стал жестким. Так бывало редко, когда мама была непреклонна, и переубедить ее было нельзя. Мне пришлось дать обещание.
Костя и Игнат вернулись поздно. Сначала приехал Костя, хмурый и уставший, и сразу же пошел наверх — спать. На вопрос мамы, где его сын, он ответил, что без понятия. Уехал куда-то, ничего не сказав.