Запрети мне…
Шрифт:
– Это дело стало моим, когда я согласилась на ложь по отношению к одному из самых влиятельных людей в городе, – на этот раз я не собираюсь отмалчиваться. – Если твой отец поймёт, что я его обманываю... – голос предательски дрожит, не позволяя закончить фразу. Хотя добавлять что-либо и не требуется.
Никто не связывается с Одинцовым.
– Мой отец – ничтожество! – выплёвывает Матвей со злостью. Заводит мотор, отъезжает от кинотеатра и, уставившись на дорогу, с яростью добавляет: – Он решил, что может распоряжаться моей жизнью...
– Как именно? Чего он от тебя хочет?
– Решил отослать в Штаты, – выплёвывает парень. – Якобы там у него для меня запланировано будущее. А мой дом здесь! Мои друзья, увлечения... Всё!
О, Боже! Так вот в чём дело!
– Но на самом деле, – продолжает Матвей, – он просто хочет, чтобы я не путался под ногами. Не мешал ему выстраивать собственную личную жизнь. Без меня ему не придётся притворяться, что моя мать для него что-то значила.
– А твоя мама... она?..
– Да! Она умерла. По его вине, кстати.
Этого не может быть... Наверняка в Матвее играют какие-то детские обиды или что-то в этом роде.
– Давно? – спрашиваю с участием.
Парень знает, что я сирота, и, возможно, откроется мне чуточку больше, раз уж он тоже в некотором роде сирота.
– Десять лет назад, – отвечает Матвей ровным голосом.
Больше ничего не говорит, и в салоне повисает давящая тишина.
Мне его жаль. И его отца тоже жаль, потому что между ними возникло такое непонимание. Возможно, в моих силах что-то изменить...
– Ты считаешь, что он не отправит тебя в Штаты, если ты приведёшь домой беременную невесту? – пальцами рисую в воздухе кавычки.
– Не сможет он затушить эту тему, – усмехается Матвей. – Ведь о твоей беременности мы сообщим во всеуслышание! Известный всем Одинцов славится своей честью и достоинством. Общество ждёт от него правильных поступков. А что может быть правильнее, чем помощь отпрыску во имя собственного внука?
– Пусть так, но рано или поздно легенда рассеется, потому что как минимум мой живот не будет расти. И тебе придётся в конце концов признаться во лжи. Тогда он всё равно отправит тебя в Штаты.
О том, что будет со мной, я не говорю. Наверняка Одинцов сделает так, что мне придётся с позором бежать из города.
– Да, ты права, – негромко отзывается Матвей. – Рано или поздно отец узнает правду... Или не узнает, потому что ты могла бы на самом деле от меня забеременеть. По-моему, это выход! Выход для нас обоих!
Глава 5. Свидание третье, часть вторая
Матвей не выглядит злым и раздосадованным. Наоборот, к нему, кажется, вернулась прежняя лёгкость. Но говоря вроде бы в шутку, он одаривает меня таким взглядом, что ставит под сомнение кажущуюся беззаботность.
Мне становится нечем дышать. Наверное, именно сейчас я понимаю, на что действительно подписалась и с каким опасным парнем имею дело. О потенциальной опасности
– Подумай об этом, Мира, – поигрывает бровями парень. – Ты получишь жизнь в достатке. У тебя будет всё, чего ты была лишена: дом, машина, деньги... А я получу возможность принимать самостоятельные решения. Все будут счастливы.
– Это сложно назвать счастьем, – отзываюсь бесцветно. – Брак и рождение детей... Всё это я планирую лишь по любви.
– Чушь! – отбривает Матвей. – Любовь – это просто слово из шести букв, не больше. Эти шесть букв не обеспечат твоё будущее.
– Но ты же не любишь меня! – мой голос срывается на писк.
– И ты тоже можешь не любить меня, – он пожимает плечами. – Возможно, я даже позволю тебе небольшие интрижки на стороне, чтобы ты чувствовала себя желанной.
Мне становится тошно. Как в этом двадцатилетнем парне помещается столько цинизма?
– Я не пойду на это, – отрезаю, делая свой голос строгим. – Согласна на игру, готова притвориться твоей невестой, но на этом всё. Ты получишь отсрочку, а дальше сам думай, как получить амнистию!
– Как хочешь, – сухо бросает парень. – Значит, навсегда останешься нищенкой.
Отвернувшись к окну, смаргиваю навернувшиеся на глаза слёзы. Рука Матвея тут же ложится на мою коленку.
– Маленькая... Обидчивая... Ранимая. Тебе будет сложно жить в этом большом мире, Мира.
Скидываю его руку, и он тут же сжимает её в кулак, неистово стискивая до хруста в пальцах.
– Постарайся не проявлять чрезмерную строптивость в компании моих друзей, – говорит Матвей со сталью в голосе. – Будь послушной, поняла?
Я киваю, не глядя на него. Мне всё ещё жаль парня, потому что... Потому что он одинок. Вижу, что одинок. Наверное, даже себя в нём вижу.
Через двадцать минут мы прибываем на место. Большое мрачное здание в каком-то глухом районе очень слабо напоминает клуб для золотой молодёжи, и я не решаюсь выйти из машины. Матвей открывает для меня дверь и подаёт руку.
– Пойдём, крошка. Тебе понравится.
Он вновь выглядит расслабленно и беззаботно. Лучезарно улыбается, демонстрируя притягательные ямочки на щеках.
– Что это за место? – всё-таки вкладываю ладонь в его руку и выбираюсь из машины.
– Это здание стоит на балансе города, но так как здесь обитаем мы, с ним ничего не могут сделать, – хмыкает Матвей. – Его начинали реконструировать, но мы за одну ночь превратили все труды в прах.
– Зачем?
– Затем, что мы так развлекаемся. Можешь называть это бунтом богатых и испорченных.
Именно так мне и хочется это назвать.
– Чего вы добиваетесь?
– Хотим доказать таким людям, как мой отец, что всегда найдутся несогласные, – он пожимает плечами. – Из здания хотят сделать очередной банк или какой-то притон, подпольное казино... Не знаю точно. Но знаю, что этот район нуждается в школе.