Запрети себя любить
Шрифт:
– Заживает. Главное – инструмент могу держать, – улыбается Евгений. И я вспоминаю, как виртуозно он умеет играть на струнах. Тогда в первую нашу встречу мне показалось, будто он и струны моей души способен затронуть.
Не всё так просто оказалось. И Евгению чего-то не хватило. Может быть, он просто не старался?
– Ты собираешься возвращаться? – излюбленный мой вопрос.
– Ксюша, я уже вернулся. Я здесь – посмотри. Можешь даже потрогать.
– Заманчиво, – улыбаюсь я в ответ и, действительно, протягиваю
– Куда ты хочешь пойти? – спрашивает он.
– А у тебя есть время?
– Есть. И раз уж мы встретились так удачно, я хочу провести время с тобой.
– Приятно слышать.
И мы продолжаем путь в выбранном наугад, но точно самом верном направлении.
– Знаешь, Ксюш, иногда мне кажется, ты – единственная смогла бы меня по-настоящему понять.
Мужчинам важно, чтобы их понимали. Не я это придумала. Похожую фразу вычитала в одной из книг. Названия не помню, но смысл – вот он весь.
Евгений – тонкая душа. Он ранимый настолько, что мне всякий раз становится его жаль. А это плохо. Так Пашка говорил. Нельзя никого жалеть. Я не хочу в это верить. Моё мировоззрение совсем другое, не как у него. Мы, вообще, настолько разные, что я не понимаю, как мы сошлись.
Или не сходились, и я до сих пор в розовых очках?
Почему рядом с Евгением я думаю о другом? Это невежливо. Он с самого начала знакомства хочет меня обаять. Но между нами всегда вклинивается Пашка. И мне даже не приходится выбирать.
Нет, я не хочу его ни в чём обвинить. Но если бы он был таким, как Евгений, тогда мои чувства можно было бы оправдать. Влюбиться в хорошего парня так просто. А я зачем-то влюбилась в другого.
С каждым шагом моим в унисон с Евгением я понимаю, что совершила ошибку. И ощущаю острое желание ему об этом рассказать. Но готов ли он будет выслушать? Принять мою исповедь?
Я начала издалека.
– Женя, скажи мне, как ты относишься к Пашке?
– К Сазонову? – он удивился. – А почему ты о нём спрашиваешь?
– Мне интересно, – уклончиво отвечаю я. – О нём ходит столько слухов. И очень много противоречий. Я не знаю, что думать.
– Ну, если тебе это так важно… Я называю его своим другом. Но, пожалуй, таковым его не считаю. Всё-таки, дружба – это нечто другое. Пашка он не способен дружить, вообще, ни с кем. Он потребитель.
– И в чём это проявляется?
Испытываю желание возразить, сказать что-нибудь в защиту того, кто так дорог моему сердцу. Но молчу, понимая, что Евгений прав. Пашка никогда не будет положительным героем. Он сам этого не захочет. Ему удобнее играть роль негодяя. Конечно, это сильно сказано. Он не злодей, и в нём есть доброта и отзывчивость. Но ему так нравится это прятать под маской холодности и небрежности, что все предпочитают верить ему, чем копаться в тайниках его души. А она у него есть. Я это знаю наверняка.
А Евгений продолжает
– Пашка – не самый лучший из людей. Я понимаю, у него было трудное детство…
– А что такого трудного было?
Я ведь ничего о нём не знаю. Сам Пашка не расскажет. Закроется, будет нарочно шуметь, отвлекать внимание от главного. Да, он такой. Игрок на всю катушку. Я перестала в это верить. Когда он вытащил меня на крышу посмотреть на звёзды, тогда, пожалуй, он и был настоящим. Простым, живым, естественным. Таким бы мне всегда его хотелось видеть.
Но не хочет он.
– Пашка рос без отца.
Это я знаю.
– Разве это повод?
– Нет. Просто у него не было примера… как бы это сказать? Правильного мужского поведения, отношения к женщине. Он сам по себе рос. Мать у него очень холодная.
– Ты её видел? – живо спрашиваю я.
Было бы интересно самой взглянуть на эту женщину, подарившую ему жизнь. Какая она? Насколько они с Пашкой похожи? Не знаю, зачем мне нужны все эти подробности. Но этого человека я люблю и хочу больше о нём узнать.
– Однажды видел, – отвечает Евгений. И вдруг интересуется. – Ксюш, а зачем нам говорить о ком-то третьем? Неужели тебе Пашка Сазонов сейчас нужен?
Он мне всегда нужен. Но Евгению я этого не скажу. Впрочем, он свои выводы уже сделал.
– Он, наверняка, приставал к тебе. Ты не первая, на кого он обратил внимание. Но у него это быстро проходит. Как только добьётся, теряет интерес.
– А если не добьётся?
– То же самое. Не помню, чтобы он о ком-то горевал.
– А у него были ещё с кем-то серьёзные отношения? Кроме его Милады?
– Вряд ли. Милада – это исключение.
– Он её любит, да?
Зачем самой себе делать больно? И что хочу услышать я в ответ?
– Ксюша, мы опять говорим про Пашку, – напоминает Евгений. И останавливается на дороге. Пытается поймать мой взгляд, но я упорно не смотрю на него. Делаю вид, что считаю секунды до того, как светофор загорится зелёным. – Он тебе нравится, что ли?
– Немного, – выдыхаю.
– Я так и думал… Зря.
Мы переходим на другую сторону. Начинаем спускаться вниз по улице Прибрежной. Река, должно быть, застыла и покрылась льдом. Хочется взглянуть на неё. Со смотровой площадки в парке она выглядит иначе.
В том парке, где мы гуляли вместе.
В ту ночь, когда впервые были вместе.
– Ксюш, зачем он тебе? – голос Евгения прорезает мои нежные грёзы. – Вы совершенно разные и друг другу не подходите. У него есть девушка. Он собирается жениться. К тому же скоро у них родится ребёнок.
– Что? – я, кажется, ослышалась.
И Евгений быстро осёкся. Он не планировал мне это говорить. Но ведь уже поздно.
– Какой ребёнок? Откуда?
– Ксюш, ты разве не понимаешь, откуда дети берутся?