Запретная любовь. Колечко с бирюзой
Шрифт:
— Вы ужасный плут, Дигби. Вы следуете принципу: чего не знаешь, о том не горюешь, — невнятно пробормотала я.
Он начал снова осторожно притягивать меня к себе. В глазах его была откровенная жажда, которую я вполне понимала. Тем не менее не могла отвечать ему так, как он того хотел. В этом была какая-то дьявольская загвоздка: просто я не хотела случайной, небрежной любви.
Я снова начала говорить, но он прервал меня:
— Перестаньте болтать, моя радость. Женщины слишком много говорят. Я люблю, чтобы мои женщины были немы, когда я их ласкаю.
Я не могла удержаться
— А я не из породы немых блондинок и не желаю быть одной из ваших женщин, Дигби, — сказала я.
Он наклонил большую красивую голову и слегка коснулся губами моих губ:
— А почему бы нет, милая? Почему бы вам не стать одной из них — ненадолго? Я просто не могу передать, до чего вы обольстительны.
— А если я скажу «да», что вы потом станете обо мне думать?
Он погладил меня по щеке указательным пальцем:
— Милая, именно так говорят все. Это просто фантастика. Почему вам, женщинам, необходимо волноваться о том, что будет потом? Вы портите этот чудесный миг, Крис. Не занимайтесь психоанализом, оставайтесь верны своей натуре. Я вовсе не пытаюсь делать вид, что семейная жизнь доставляет мне столько же радости, как и десять лет назад, хотя я все еще счастлив с Пен. А вы совершенно явно не получаете от Чарльза того, что вам нужно. Мужчины по самой своей природе склонны к полигамии, что бы там ни говорилось на этот счет в молитвенниках или уголовных кодексах. Существует бессчетное множество мужчин, в глубине души согласных со мной, но боящихся открыто в этом признаться.
— Мне постоянно твердят о том, что мужчины склонны к полигамии по самой своей природе, — заметила я. — А вы не считаете, что и женщины тоже таковы? Нет! Я уверена, вы придете в ярость от одной мысли, что Пинелопи требуется какая-то связь на стороне потому, что после десяти лет вы ей прискучили.
Дигби не рассердился. Добродушие не изменяло ему. Он закинул голову и от души расхохотался:
— Какая блистательная идея! Я наскучил Пинелопи. Поверьте мне, дорогая, нисколечко!
Я ответила:
— Вы просто до ужаса самодовольны. Но предположите, что это все-таки случилось: вы ее не удовлетворяете, не доставляете ей радость, и она пустилась в игры и развлечения с каким-нибудь другим мужчиной. Вы согласились бы распространить на нее вашу теорию насчет инстинктивной тяги к полигамии?
Проведя рукой по волосам, он сказал:
— Для женщины это не всегда то же, что для мужчины, детка моя Кристина, и вы это знаете.
— Почему? Разве мы не такие же люди и нам чужды человеческие чувства?
Он схватил меня и крепко прижал к себе:
— Я думаю, к вам это относится в полной мере. Вы действительно умеете чувствовать. Я только что ощутил, как вы трепещете в моих объятиях, — сказал он, снова распаляясь. — Давайте не будем тратить время на разговоры. Поцелуйте меня.
— Я не могу, — сказала я. — Не могу… Простите меня.
Неожиданно я поднялась, отошла от Дигби и остановилась перед камином, уныло глядя на огонь. Дигби тоже встал. Оглянувшись через плечо, я увидела, что он зажигает сигару. Вид у него
Дигби вытащил носовой платок и тщательно вытер лицо:
— Ну что ж! Ух! У меня такое ощущение, будто вы вдруг распахнули окно и впустили в комнату ледяной ветер.
— Я очень сожалею, Дигби.
— У вас нет для этого решительно никаких оснований, милая, — сказал он со своей обычной обаятельной улыбкой.
Я посмотрелась в зеркало и, отыскав в сумочке гребень, начала приводить в порядок волосы и красить губы. Он наблюдал за мной, снова став любезным и улыбающимся:
— И все-таки, милая, я не совсем вас понимаю. Вы, как видно, путаете принципы и природные инстинкты. Ваша честь, моя честь и все такое прочее. Вам незачем напоминать мне о них, дорогая. Я знаю, что вел себя скверно. Но когда вы только что целовали меня, я ощущал великолепную женщину, которая в вас таится, о чем всегда подозревал. Вы чертовски привлекательны, и старина Чарльз не доставляет вам радости, разве не так?
— Нет, Дигби, не доставляет. Но я не могу завязать роман с вами. Вы слишком близки с Чарльзом, а я слишком хорошо отношусь к Пинелопи.
— Вы и в самом деле просто прелесть, — сказал он уже другим тоном. Поднеся к губам мою правую руку, он целовал ее со словами:
— Простите, моя радость. Боюсь, я вел себя как скверный малый. Но оно того стоило. При виде вас мне, как говорится, ударило в голову. По-моему, вы пьяните куда сильнее, чем шампанское.
— Я была сумасшедшей и тоже скверной.
— Не знаю, то ли радоваться, то ли сожалеть об этих ваших принципах, — продолжал он. — Между нами, Крис, определенно есть что-то общее. У нас мог бы получиться великолепный роман.
Я покачала головой, но презирать его не могла: он был так откровенно бессовестен, рассуждая об измене собственной жене!
На этом все кончилось. С тех пор я множество раз видела Дигби, но, если не считать лукавого огонька в глазах и иной раз преувеличенно крепкого рукопожатия, он никогда ничем не пытался напомнить об опасной сцене на Честер-Сквер.
Помню, когда мы после того вечера ехали с Чарльзом домой, я была угрюма и раздражена. Раздражение было направлено против Чарльза: он всецело виноват в том, что я позволила себе дойти до такого падения. С циничным любопытством мысленно спрашивала себя, что сказал бы мой дорогой степенный и добропорядочный супруг, если бы узнал, что его близкий друг и биржевой маклер так стремился затащить меня к себе в постель, или что подумала бы Пинелопи.
Подобных эпизодов в моей жизни было не слишком много, и я никогда сознательно их не провоцировала.