Запретная страсть

Мар Андреа

Не в силах отвести взгляд, я смотрю и вспоминаю, как его кожа блестела от испарины в слабой подсветке гостиничного номера, как, сокращаясь, бугрились и перекатывались мышцы пресса. Даже ощущаю движение внутри себя и вздрагиваю. Горячая волна прокатывается от живота и обжигает лицо.

Во рту пересыхает, и я сглатываю, одновременно чувствуя у горла гладкость головки.

Боже! Надеюсь, что он всего этого не помнит. Но я помню все, даже то, как пытался всучить мне деньги. Козлина!

Поспешно утыкаюсь в тарелку, ерзаю на стуле,

пытаясь унять горячую пульсацию внутри, и снова поднимаю взгляд. Вижу блеск его глаз, и все надежды рушатся, как карточный домик.

Он узнал. И дальнейшие слова только подтверждают догадку.

– У тебя красивая дочь, – я едва не подпрыгиваю. Пальцы сжимают вилку с такой силой, что, кажется, она вот—вот сломается.

«Только скажи. Вот, хоть слово скажи!»

Всего мгновение отделяет вилку от превращения в холодное оружие. Я уже мысленно присматриваюсь к наиболее уязвимым местам.

– Очень на тебя похожа, – фух! Хоть как-то пытается замаскировать откровенный комплимент. Обеспокоенно кошусь на маму, но, счастливая, она ничего не замечает. – Даже не знаю, стоит ли знакомить ее с моим обормотом. Он же ни одной юбки не пропускает, – мне кажется, или на последних словах на челюсти перекатываются желваки.

– Все равно познакомятся, – мама беспечно пожимает плечами. – Он же скоро должен приехать. А Лялечка у меня умная девочка. Сама поступила в университет, – в голосе мамы слышится нескрываемая гордость, и у меня внутри разливается приятное тепло. Не ожидала, что она гордится мной. – Самостоятельно живет в большом городе. Она очень серьезная и целеустремленная.

– Я заметил, – бурчит Виктор и осматривает меня жадным взглядом.

– Что? – переспрашивает мама, а я готова стукнуть его тяжелой мельницей для перца.

– Ну, у нее на лице написано, что девушка очень серьезная, и взгляд такой… целеустремленный, – поясняет он к полнейшему маминому удовлетворению, вот только мне кажется, что голос звучит несколько двусмысленно.

Точно!

Едва не подпрыгиваю, когда чувствую, как на колено опускается его рука и начинает подниматься по бедру.

Бежать! Как можно скорее!

– У меня у самого достаточно твердый характер, – мерзавец голосом выделяет слово «твердый», добирается до самого верха и через брюки давит на клитор. – Поэтому чувствую это качество в других.

Электрический разряд пронзает меня насквозь, и ломтик помидора застревает в горле. Ноги инстинктивно дергаются, стискивая наглую ладонь. Как бы хотелось ее сломать, но получается только теснее прижать к себе.

– Лялечка! Аккуратнее, – вскакивает мама и ощутимо хлопает по спине. Рука высвобождается и исчезает, но остаются горячий след и болезненная пульсация.

«Дура! Приди в себя!» – мысленно кричу. – «Он будет мужем твоей мамы, а значит, твоим отчимом. Держи себя в руках!»

Стул обжигает так, словно я сижу на раскаленной плите. Не удивлюсь, если на заднице вздуются волдыри.

Глава 20

Как

никогда хочется вскочить, убежать в свою комнату, запереться и забыть все, как дурной сон, но мама же не поймет, как не поняла мою попытку избежать «семейного ужина». Придется делать хорошую мину при плохой игре, и я продолжаю сидеть, а настырная рука снова лезет по бедру вверх.

Как хорошо, что хватило ума не надеть юбку.

Горячее, в виде супа из нескольких сортов рыб и ломтика лимона, и основное блюдо – нежнейшую отбивную в сливовом соусе – я ем как во сне и практически не ощущаю вкуса.

К счастью, Виктор кладет обе руки на стол, и я медленно выдыхаю, ощущая нервные подергивания в животе. Но все равно сижу как на иголках, постоянно ожидая, что он вот—вот уронит вилку или салфетку и нырнет под стол.

Господи, неужели ему совершенно не стыдно, ведь совсем рядом моя мама, его будущая жена.

Не исключено, что одной рукой он тискал меня, а другой – маму.

От представленной картины мясо встает в горле и едва не идет обратно. Поэтому предложение мамы выпить кофе и съесть десерт в гостиной воспринимаю как ниспосланное свыше избавление.

Уж там, на глазах у мамы, Виктор точно не посмеет меня лапать.

– Верочка, подайте нам кофе в гостиную, – великосветским тоном просит мама и величественно поднимается из-за стола. – Пойдем, дорогая, – берет меня под руку. – Наконец—то на тебя насмотрюсь. Будешь сидеть рядом со мной.

Крепко ухватив меня за руку и покачивая бедрами, мама вплывает в гостиную. Я думала мы устроимся на одном из белых диванов. Понаблюдаю за парящими в аквариуме рыбками, приведу в порядок мысли и чувства, но мама тащит меня дальше, в нечто напоминающее веранду, отделенную от гостиной стеной из матового стекла.

Минуем раздвижные двери и сами оказываемся в аквариуме, а в центре него, утопленный в деревянном полу, виднеется мягкий остров.

К нему ведут несколько кофейно-коричневых ступенек. Круговой фиолетовый диван, а в центре деревянный кофейный столик. Все это будто парит в воздухе, благодаря сине-белой подсветке. Когда стемнеет, наверное, здесь будет очень уютно. Но обстановка более клубная, чем домашняя. Не для расслабления, а для тусни. Не удивлюсь, если где-то есть невидимые при беглом осмотре колонки.

Интересно, и это тоже мама сама сделала или так и было? А если сама, то для кого? Для себя или сына Виктора?

В первый раз я с надеждой думаю о том, что в доме должен появиться еще один мужчина. Может, мне удастся сделать вид, что увлечена им и отделаться от мамулиного женишка?

Глава 21

Легко сбегаю по ступенькам и с ногами забираюсь на диван, устраиваюсь по—турецки и беру одну из сливочно—желтых подушек.

Мама присаживается рядом и обхватывает меня за плечи, Виктор садится напротив.