Запретная. Не остановить
Шрифт:
— Нет, — мотаю я головой, и Элеонора Николаевна согласно кивает, будто так и нужно.
— И малыш… она, или он, почему-то перестала толкаться. Обычно так активно…
— Что ж, перед родами так бывает, это нормально. Затаился. Стресс не только для вас, но и для малыша. Но поверь, это естественный процесс, а у тебя крепкий организм… И такая дружная семья.
— Да, — киваю я.
Перед глазами сейчас же встает сосредоточенное нахмуренное лицо Гордея, потому что он тоже волнуется, чуть ли не сильнее меня. И его крепкие
И взволнованное личико Ви, которая подбадривает меня, а сама кусает губы, сама того не замечая.
Встревоженное Демьяна, хоть он, как всегда, скрывает эмоции за неизменной усмешкой. Но я уже научилась заглядывать глубже, ведь и его я уже давно считаю своей семьей.
Насчет родителей, никто не упоминает, но я уже решила, что когда рожу, то пришлю им и тете сообщение, может даже фотку малыша. Честно, вначале Марте Сергеевне, но потом… может и им.
Но пока я отгоняю эти мысли, пока что рано, а мне нужно сосредоточиться на главном.
— Знаешь, пузырь придется проколоть, Арин, это не больно, не волнуйся. Воды отойдут, и схватки сразу же усилятся. Но зато процесс пойдет гораздо быстрее.
Я киваю, а потом… схватки действительно усиливаются.
Лежать и отслеживать сердцебиение я не хочу, мне помогает только ходьба по палате, и массаж поясницы во время каждой очередной схватки, который делает мне Гордей.
— Начинается, — бормочу я, замирая, и ухватываясь за него или за спинку стула, и он прижимает к себе и растирает, помогает расслабиться и справиться с очередным приступом боли.
— Это волнами, — бормочу я, — и каждая новая накатывает все сильнее.
— Думай о том, что с каждой схваткой наш малыш становится ближе к нам.
— Я так и делаю, Гордей, так и делаю…
Я рада, что врач ненадолго отошла, я чувствую… что есть моменты, которые мы с Гордеем должны переживать только вдвоем, это наше личное.
Но вот в какой-то момент все меняется. Гордей зовет Ви и просит ее вернуть врача, а дальше я уже плохо понимаю. Краем сознания ухватываю, что вокруг меня начинается беготня и суета.
Мне приходится лечь, а схватки делаются настолько сильными, что мне хочется в голос заорать. Но я подавляю крики, а вместо этого дышу, дышу, дышу…
Голос акушерки врезается в сознание.
— Так, Ариш, ты рожаешь, слушай меня внимательно. На тех моментах, когда я тебе говорю, делай, что я говорю, поняла?
Я слабо киваю, и когда врач кричит, чтобы я тужилась, делаю это, уцепившись за что-то теплое и крепкое… стиснув зубы… Это рука… Гордей, он… стоит рядом со мной… он не отходит, и не валится в обморок, как шутил неоднократно, когда обсуждали его присутствие на родах.
Он поддерживает меня, и это придает измотанному за последние часы организму новых, дополнительных сил.
—
Мне невероятно сложно, больно, потому что схватки становятся просто убивающими, а между ними теперь совершенно нет ни секунды отдыха. Я просто один непрекращающийся комок тупой, пульсирующей боли.
Уже готова впасть в панику, только бы все прекратилось поскорее, но все же… Главное, чтобы все в порядке было с малышом.
— Дышим, тужимся… еще-еще-еще… Давай… Ариш…
Ви тоже здесь, я знаю, она очень болеет за меня и держит пальчики скрещенными, на удачу.
— Давай, еще…
Гордей…
— Люблю, Бельчонок, что бы ни случилось… Ты справишься… Все хорошо…
Новая попытка, заглушаемая новым приступом боли, и вдруг…
И вдруг я чувствую, как что-то теплое выскальзывает из меня, и…
Наступает полное, мгновенное, опустошающее, и такое долгожданное облегчение. Нещадно скручивающая мое тело все это время боль в один момент прекращается, и тут же, я не успеваю даже вздохнуть, как помещение оглашает звонкий детский крик.
— А вот и она… А вот и наша малышка… Девочка у вас, поздравляем…
Девочка… Гордей так и говорил… он будто знал…
— Поздравляем…
Я улетаю в какое-то неизведанное поднебесье…
Мне на грудь, обдавая лицо ветерком, ложится что-то белоснежное, а потом… мои руки дрожат, а на глаза навертываются слезы, потому что чувствую теплый комочек прямо у сердца. И могу дотронуться теперь до нашей… малышки…
В поднебесье… От счастья. От непередаваемого счастья, что вдруг обрушивается, а боль… о ней я забываю в этот же самый момент. Какая боль? Ее и не было, не было, а зато…
— Арин… Бельчонок…
Голос Гордея срывается, а мой… мой тоже… А еще звенит от счастья…
— Гордей, у нас девочка….
— Ты такая молодец, Бельчонок, справилась…
— Да, все хорошо.
Гордей целует меня в волосы. Его ладони накрывают мои, дрожащие и прижимающие к груди нашу замечательную, такую желанную и любимую, такую звонкую уже с самых первых секунд жизни малышку.
— Так, сейчас нам необходимо забрать на минуту, взвесить, измерить. И… с вами закончить. А потом… мамочка, сможете приложить вашу малютку к груди.
А уже спустя каких-то двадцать минут я лежу, переодетая в чистое, на новой кушетке, и кормлю нашу с Гордеем, уже умытую и завернутую в новую чистую пеленку дочку.
Все прошло без осложнений, уже ничего не болит, или я просто не чувствую. И сейчас летаю, как на широких, расправленных огромных крыльях.
Конечно же, лежу и наслаждаюсь, не могу налюбоваться, а Гордей сидит рядом со мной, с нами, обняв, и просто смотрит.