Запретная. Не остановить
Шрифт:
Придвигается бедрами еще ближе, и его… о боже, его… он… его… член касается моих губ.
А потом…
Он резко продавливает, и я захлебываюсь в собственных слезах и слюнях, когда он полностью, до самого горла заполняет… лишая дыхания, осознания, понимания…
Глава 16 Шок, остановка дыхания, переосмысление, рывок…
Я слышала, все, что не убивает, должно делать нас сильнее…
Шок, остановка дыхания,
А стенки кабинки, сквозь пелену воды, уже качаются, мельтешат, расшатываются и на скорости плывут передо мной.
Зачем, Гордей, за что…
И вдруг это все прекращается, словно по щелчку, в один короткий решительный миг. Также резко, как и началось, и провалиться в окончательные глубины пропасти из ужаса и отчаяния я не успеваю.
Мой рот освобождается, я снова могу свободно и без препятствий дышать. И я дышу, дышу, дышу. Надсадно глотая воздух и вцепляясь во что-то, что понимаю, едва сознание ко мне возвращается, оказывается плечами Гордея.
— Прости, я должен был спросить у тебя разрешение, — шепчет он, утыкаясь носом в мои волосы и ведя пальцами по моему лицу.
А потом поднимает меня, удерживая мое слабое податливое тело и подставляет мое лицо под теплые струи воды.
— Дыши, Бельчонок… Я и сам еле… Крышу от тебя рвет… Не повторится больше… если ты сама не захочешь. Закрой глаза на минуту.
Взгляд фокусируется на бутылочке фирменного отельного шампуня.
Я выполняю, потому что, чего еще после случившегося мне теперь бояться, а по кабинке уже начинает разноситься приятный цветочный аромат.
Чувствую, как пальцы Гордея осторожно массируют мою голову, и вот уже душистая ароматная пена начинает обильно стекать по моему лицу.
Смывая, унося, слегка смягчая.
Он гладит меня очень нежно, так, будто я хрустальная, баснословно дорогая и хрупкая ваза, и кажется, что расслабляет этими своими касаниями. Я снова дышу почти без перебоев.
Он целует уголки моих губ и слегка проникает между них языком. Несильно. Кажется, лишь только затем, чтобы перебить его вкус от того, от того… как… о боже, боже, боже…
Стоит подумать, как я возвращаюсь в состояние ступора и шока. Но Гордей тут же перестает целовать и просто обнимает, близко прижимая к себе.
— З… зачем ты это сделал? — спрашиваю непослушными губами, после того, как вода уносит последние остатки геля.
Но я все еще стою перед ним.
Мокрая, обнаженная, дезориентированная.
И он стоит.
Жесткий, красивый и… и… и… все также сильно желающий меня, как и прежде…
— Я не стану оправдываться перед тобой, и говорить, что не хотел, — произносит он, чуть отстраняясь и блуждая взглядом по всему моему лицу. — Можно сказать, в красках представлял. Наверное, сотни, а то и тысячи раз. Особенно после того, как ты бросила меня умирать. Но, как уже сказал, обещаю не трогать больше… никаким способом без твоего согласия.
Я молчу.
— По крайней мере в этом у тебя точно не было опыта, — усмехается невесело, а по моему телу,
— У меня вообще не было, я говорила. А ты…
У меня снова перехватывает дыхание.
— Это неважно. Просто неважно уже. Проехали.
Гордей выключает воду, берет откуда-то большое махровое полотенце и начинает заворачивать меня в него.
С невозмутимым видом. Я не знаю, что он на самом деле думает насчет моих слов. Поверил, или снова нет.
Второе полотенце он оборачивает вокруг своих бедер, скрывая, наконец-то, с моих глаз… мне по-прежнему не противно на него смотреть, вот только…
Щеки сейчас же болезненно вспыхивают.
— Что ты испытала в тот момент? Страх, стыд, боль?
— Да, именно все это, — говорю я, а Гордей вплотную подвигается ко мне.
Я вздрагиваю, но он не делает попыток ко мне прикоснуться.
— Так даже лучше, если посмотреть. Теперь тебе и в голову не придет не то, что забираться в мою постель или пытаться целовать в темном безлюдном коридоре. Вообще приближаться ко мне ближе, чем на десяток, а то и больше метров.
Я сглатываю.
— Идти сможешь?
Я не знаю, не знаю, не знаю…
Я готова снова задохнуться в потоке из горьких, непрошенных рыданий. Потому что не знаю, я не знаю, что теперь придет или не придет в мою голову. Я люблю его, но его поведение, все это… и все равно, я продолжаю любить его, я люблю…
— Арин?
И тут Гордей делает то, чего я была лишена так давно, но неоднократно, так часто восстанавливала, и проживала, и всегда мечтала.
Он вдруг, он… Секунда, и он подхватывает меня на руки, словно я вешу совсем не больше пушинки.
И он…
Он выносит меня из ванной на руках.
Подходит со мной к кровати, а потом осторожно укладывает меня на нее. Сам ложится рядом, облокотившись на руку, согнутую в локте и начинает вести пальцами по моему лицу.
Все происходит быстро, так, что не успеваю реагировать, воспринимать, переосмыслять.
— Ты стала еще красивее, чем была, — говорит он и моя грудь, укрытая полотенцем, тяжело вздымается под его пристальным, тяжелеющим с каждой секундой взглядом. — Но я не хочу снова в этот омут, Бельчонок. Слишком больно и слишком… сложно потом… А ты… Надеюсь, ты убедилась в том, что твои мечты насчет меня совсем не соответствуют реальности. И не захочешь больше… Это было жестко, но я… я стал таким и уже не изменюсь. Либо грубый жесткий секс без обязательств, либо ничего.
— Ты… ты был нежным в первый раз, — в отчаянии шепчу я, на что Гордей перестает поглаживать мою кожу и только жестко усмехается одними уголками губ.
— Ты сказала, что это твой первый раз, я… забылся немного. Слегка накрыло от твоего признания, старался… сдержаться. Не ожидал. Но больше такого не повторится, Бельчонок.
Он вдруг поднимается с кровати и отходит к окну. Стоит ко мне спиной несколько секунд, потом идет в сторону ванной, а возвращается оттуда уже одетый в штаны и футболку.