Запретная. Не остановить
Шрифт:
Я поднимаюсь с постели, выскальзываю в общих холл и иду, обняв себя руками, решительно иду по темноте. Вместо того, чтобы снова попытаться заснуть, зачем-то я шагаю в направлении той самой террасы, где ночевали мы с Гордеем и потом нас разбудила Марта Сергеевна, чтобы мы с ним не опоздали на общую утреннюю съемку.
А едва ступаю на нее, как понимаю, что я здесь снова не одна.
— Гордей, — бормочу я, — я… Извини, я думала, тут никого. Я уже ухожу.
И тут же хочу ретироваться, скрыться,
— Подожди, — произносит он, но я не хочу его слушать и отворачиваюсь.
Он нагоняет меня в один шаг, разворачивает к себе, и в следующий момент я попадаю в его крепкие горячие объятия.
— Стой, подожди. Бельчонок. Блядь… Подожди…
А потом начинает, словно ненормальный гладить и тереться лицом о мое лицо.
— Гордей…, - бормочу я.
От его неожиданной нежности меня прорывает и слезы, словно только и ждали подходящего момента, катятся градом, увлажняя мои щеки.
— Блядь, ты не вовремя, я снова пьяный…
Но держит. Держит, держит, держит.
— Гордей…
— Пьяный. Это плохо… Это жесть, как палевно…
— Гордей, Гордей…
— Эй, ты плачешь? Бельчонок, Арин…
— Извини, просто я… просто…
Не могу говорить, не в силах, не получается.
Когда он такой податливый, такой отзывчивый, нежный и заинтересованный.
— Шшш. Не плачь, не надо. Иди ко мне…, - хрипло произносит он.
Его руки гладят и обнимают, губы нежно проходятся по моим скулам, лбу, вискам и глазам, закрытым и особо чувствительным от переизбытка эмоций.
Вцепляюсь в его плечи и льну, и обнимаю. И позволяю ему гладить себя и тоже крепко, до боли крепко стискивать и прижимать, притискивать и обнимать.
Меня сотрясает дрожь, а он целует дорожки моих слез и снова шепчет приятное, нежное и успокаивающее.
— Арина… Мой Бельчонок… Моя красивая чувствительная, нежная девочка…
Вжимаюсь в него, тянусь и растворяюсь, и вбираю.
А когда чувствую на своих губах еле ощутимое, почти невесомое дыхание его губ со слабо ощутимым привкусом алкоголя, я подаюсь и раскрываюсь для него.
Его губы едва касаются моих, а я уже горю, захлебываюсь от желания, и утопаю. Его язык скользит по самой кромке моих губ, дотрагивается до зубов, медленно, словно заново распробовая меня на вкус. И я трепещу, изнывая, замирая. Боюсь одним неверным движением спугнуть его или оттолкнуть.
— Черт…, - шепчет Гордей. — Ты даже не представляешь, чего мне стоит…
И снова его губы легонько накрывают мои.
А потом… Потом, наконец, они целуют. И от осознания этого я будто отрываюсь от земли.
Он целует неспешно.
Медленно, поверхностно и трепетно. Невесомо, невыразимо приятно и волнующе. Так обжигающе, и так опьяняюще нежно. Горячо.
— Ты… когда ты рядом, со мной происходит что-то…
Его глаза находят мои, и я пытаюсь рассмотреть. Уловить любой оттенок, который покажет, что он неравнодушен, что все же что-то еще испытывает.
— И…
— И целовать тебя до одурения. Ведь дело совсем не в сексе… не только в нем. Это, блин… Нельзя, запрет. Но, ты… прямо под кожей… в крови, я не знаю… Буду целовать сейчас…
Пальцем он оттягивает мою нижнюю губу, а потом прикусывает.
Отстраняется.
Трется щекой о мою щеку. Сгораем так несколько секунд, и вот он снова возвращается к губам.
И снова медленно, поверхностно и так, просто до слез, как нежно и аккуратно, снова меня целует.
Приникает к ним на долю секунды, и тут же отстраняется, прижимается лбом к моему лбу.
— Нравится тебе со мной?
— Очень. Нравится, очень, очень, хочу. Каждую секунду хочу к тебе, Гордей…
— Чтобы до боли, до одурения, чтобы дыхание одно на двоих… Хочешь так?
— Да…
— Развратная маленькая Бельчонок, которая так мастерски умеет сводить парней с ума. Ладно…
Он чуть сжимает мои волосы, оттягивает назад, запрокидывая мою голову и несколько секунд затуманенным взглядом смотрит на мои губы.
А потом…
— К херам. Не сегодня, — убеждает, словно сам себя.
Набрасывается и начинает целовать так жестко, страстно и глубоко…
Хрипло стонет, вжимается в меня, и неисчислимые по счету волны желания разливаются между ног и по всему низу живота.
— Гордей, мне так хорошо с тобой, так хорошо с тобой, — шепчу я, едва он отрывается от меня, а он поднимает на руки и куда-то несет, продолжая снова порывисто и нежно целовать.
Укладывает меня на один из диванов и ложится сверху, полностью накрывая меня собой.
— Любишь? Скажи, как говорила, мне это надо…
— Люблю…
— А я, блядь, не представляешь, насколько сильно.
— Гордей, я люблю, я… не оставлю тебя больше. Не уйду.
— Не уйдешь? Как протрезвею, я сам тебя оттолкну. Только не плачь… не плачь из-за меня… прошу, не надо…
— Это ты не надо.
— Но сейчас. Сейчас ты полностью моя. Только моя… Я так скучал… Все это время невыносимо скучал по тебе…
Я обвиваю его за шею, и мы начинаем вжиматься друг в друга, словно ненормальные.
— Люби меня, пожалуйста, — прошу я у него сиплым, охрипшим голосом. — Хотя бы сейчас, давай не вспоминать.
— Люблю тебя, — шепчет он мне еле слышно, и сразу же заглушает мой всхлип, накрывая мой рот своими горячими жаждущими губами.
А потом…
Мы забываем обо всем и начинаем жарко, порывисто, болезненно сладко целоваться.