Запретное целительство. Сеньорита Смерть

Сотер Таис

– Осторожнее! – строго сказала я. – И если я увижу тебя сидящим на перилах, то выдеру. Я серьезно.

Голос за спиной заставил меня вздрогнуть.

– Если только обещать, и не выполнять, то воспитательного эффекта не будет, сеньорита.

Как Рихтер умудрялся ходить так бесшумно, при этом едва помещаясь в балконном проеме? И как раз, когда я о нем вспоминала!

Он уже успел переодеться и освежиться. Светлые волосы все еще были влажными, рваными прядями обрамляя узкое лицо и смягчая резкую линию подбородка. Интересно, почему он не

стрижется коротко? Едва ли из тщеславия, скорее, не находит на это время.

– Вы еще не переоделись? – с уже привычной для меня бестактностью спросил грейдорец.

– Осматривалась и разбирала чемоданы. Вы что-то хотели, сеньор? Или вам стало дурно?

Я должна быть внимательна к своему драгоценному пациенту. Даже если он выглядит сейчас в разы бодрее меня. Ну разве что не сияет.

– Нет, всё в порядке. Просто... Немного волновался за вас. Вы казались ошарашенными от встречи с Лау.

– Лау?

– Лауро. Лермийские имена... красивые, но почти все для меня на один лад. Хотя ваше я запомнил сразу. Рената... Что оно означает?

Грейдорец так легко перескакивал с темы на тему, что я немного терялась, и послушно за ним следовала.

– «Возродившаяся». А ваше? – не удержалась от любопытства.

– «Ворон». Но как видите, мастью я не удался.

– Вам подходит, – искренне сказала я. Вороны птицы не только умные, но и любопытные до невозможности. А еще, столь же хваткие, как грейдорец. Пусть уж лучше будет вороном, чем бульдогом.

Лучиано, о котором все забыли, гневно сопел носом, но дерзить Рихтеру опасался. Все же какой-то инстинкт самосохранения у моего племянника был. Потому что несмотря на все свое дружелюбие, маг казался человеком, вполне способным не только выпороть сорванца, но и подвесить его с балкона на веревке, чтобы навсегда отбить желание рисковать собой.

Возможно, я бы даже не слишком стала возражать. От выходок Лучи я устала, а осадить его по настоящему... Просто не могла. Ребенок многое пережил в своей жизни, и мне не хотелось становиться еще одной причиной его слёз.

– Лучи, твоя ванна уже наверное набралась, иди.

Я мягко подтолкнула племянника к выходу, и обернулась к грейдорцу, чтобы вежливо его спровадить. Но не успела и слова вставить.

– Сеньорита... Эти обращения тоже такие неуклюжие! Может, раз уж мы так хорошо поладили, позволите называть вас Ренатой?

– Конечно, сеньор.

– Корбин. Можно и Рихтер. Я уже привык, что меня чаще зовут по фамилии, – рассмеялся маг. – Так вот, насчет Лау. Вам не стоит его опасаться. Он... натура увлекающаяся, но не будет к чему-либо принуждать.

И к чему этот разговор? Он только заставил чувствовать себя еще более неловко. Я оперлась на перила, подставляя под дуновения ветра разгоряченное лицо. Жара уже постепенно начала спадать, и вечер обещал быть прохладным. Надо бы не забыть найти для Лучи курточку.

– Если только вы сами не заходите, – после паузы продолжил Рихтер.

– Чтобы меня принуждали? – сухо уточнила.

– Мне так

нравится, когда вы язвите! А еще мне нравится, что делаете это вы только при мне. Буду считать это признаком своей избранности! – маг улыбнулся, но как мне показалось, немного напряженно. Он откинул волосы назад привычным жестом. – И все же хоть Лау отличный мужик, я должен предупредить, что он не очень постоянен в своих... интересах к женщинам. Не будете его поощрять, он быстро забудет о вас, и не нужно будет ни о чем беспокоиться. Но если все же увлечетесь им, то рискуете разочароваться.

Все же зря я про себя хвалила грейдорца. Потому что у него есть огромный недостаток – лезть грязными сапогами прямо в душу, даже не спросив. И ведь он верно подметил, что раскованность патриция меня несколько... напугала. Но такие «советы» от чужого человека мне были не нужны.

– Почему вы молчите, Рената?

«Жду, когда вы уйдете, прежде чем я совершу попытку убийства». Но если я скажу Рихтеру что-то подобное... нет, он не обидится. Скорее, придет в восторг и воспримет как мое расположение к нему.

Он пытался вытащить меня из моей ракушки, будто и не замечая, что тем самым причиняет мне боль. А вместе с болью приходят и воспоминания.

– Ты всегда такая скованная, Рената. Расслабься хоть немного, иначе я решу, что ты совсем меня не любишь!

– Люблю! Как ты можешь такое говорить?!

Сильные руки обвивают мою талию, прижимая к себе. Я запрокидываю голову и получаю поцелуй в кончик носа. Он смеётся.

– Хотел чуть ниже, но промахнулся. Какой стыд!

Я обнимаю его за шею, и хрипловато говорю:

– Попробуй еще раз.

Я не хочу казаться в его глазах робкой мышкой. И пусть меня все еще смущают прикосновения и поцелуи моего жениха, но я доверяю ему. Теперь всё по-взрослому. Его поцелуй напористый и уверенный, совсем не такой неловкий, как украл у меня однажды мой одногруппник. От прикосновений моего любимого кружится голова, а внизу живота теплеет.

– Рената, – горячо шепчет он. – Я так скучал в разлуке с тобой, Рената. Давай встретимся завтра. Там, где нам никто не помешает. Хочу урвать чуть побольше времени с тобой.

– Не знаю, если об этом кто-то узнает... – мямлю.

– И что, заставят нас пожениться? – фыркает он. – Я всё равно весь твой. Хоть завтра к алтарю! Это ведь ты заставляешь меня ждать до летних каникул, мучаешь несчастного...

Еще один горячий поцелуй в шею, отчего по по позвоночнику идёт дрожь. Темно-карие глаза почти чернеют.