Запретное видео доктора Сеймура
Шрифт:
Запись продолжается. Она танцует вокруг стола, изображая чирлидершу. Вместо помпонов у нее диванные подушки. Затем она кладет их на место и целует Карла в щеку.
— Не отдавай всего ему, оставь немного мне, — говорит отец Карла.
— Я ненавидела его всем сердцем, — говорит Шерри Томас, не отрывая глаз от экрана.
Доктор Сеймур не глядит на нее. На экране молодая Шерри высвобождается из объятий бойфренда и идет вдоль стола туда, где, раскрыв ей объятия, сидит Нед. Но, увернувшись, Шерри игриво тянется к его прибору и начинает кормить его индейкой. Шерри закидывает, как в топку,
— Хватит. Хватит. Я из-за тебя буду толстый.
— Ты и так толстый, старый орангутанг.
Теперь она берет в руку еще несколько кусков нарезанной индейки и пытается запихнуть их ему в рот. Звучит прерывистый, неуверенный смех. Нед явно не знает, что делать. Он открывает рот, как будто продолжая игру, но совершенно очевидно, что он уже объелся. Шерри, оценив возможности, запихивает ему в пасть огромную горсть и поджимает так, что он начинает давиться. Вдруг он грубо отталкивает ее.
Мать Карла в ужасе застывает. Братья снова смеются, когда Нед с красным лицом пытается сначала все проглотить, а потом — выплюнуть.
Молоденькая Шерри берет бокал и поднимает его к камере:
— Счастливого Дня благодарения.
Сцена меняется. Другая комната, меньше, темнее. На кровати вырисовывается лежащий на спине голый мужчина.
Доктор Сеймур еще раз глубоко затягивается, внимательно смотрит на косяк, видит, что тот докурен, и тушит. Все это время он практически не отрывается от экрана. Шерри Томас, напротив, чаще смотрит на его лицо, нежели на экран, как будто возможность увидеть его реакцию воодушевляет ее много больше.
На экране изображение приближается, и теперь видно лицо — это Карл. Потом камера спускается по его телу — к промежности. Его пенис в поросли рыжеватых волос эрегирован.
Доктор Сеймур бросает взгляд на Шерри Томас. Она демонстрирует полное равнодушие. Она едва косится на него, и в этом коротком взгляде странно сочетаются абсолютное спокойствие и с трудом сдерживаемое возбуждение. Он поджимается.
На экране телевизора появляется молодая Шерри. Она, наверное, установила камеру на штатив или на какую-то мебель. Она обнажена. Слышно, как тяжело дышит Карл. Глаза семнадцатилетней Шерри смотрят только в камеру. Она садится на молодого человека лицом к камере, берет его пенис и вставляет в себя.
Доктор Сеймур смотрит на нее неуверенно; она говорит мягко, как нечто само собой разумеющееся:
— Делай что хочешь. Это нормально.
Лицо доктора Сеймура выражает удивление. Он смотрит, как Шерри и Карл занимаются сексом — сначала медленно, потом торопливо, шумно, почти неистово. Шерри смотрит только в камеру и никогда на Карла.
Тут доктор Сеймур медленно, неуклюже расстегивает брюки и начинает мастурбировать, не отрываясь от громадного экрана. Шерри Томас на экран не смотрит, а во все глаза глядит на доктора, но сидит не шелохнувшись. Доктор Сеймур быстро кончает. Шерри Томас отстраненно, как будто она врач, наблюдающий за операцией, тихо произносит:
— Салфетки на полу слева от тебя. Сейчас
Он берет несколько салфеток и вытирается.
— Я-то думал, что больше не способен на это. Что я стал немощен.
— Смотри. Смотри видео.
Начинается новая сцена — все снято на улице, где-то в парке. Карл сидит на скамейке с поникшей головой.
— Что происходит?
Карл поднимает лицо и смотрит в камеру. Сразу становится понятно, что он плакал. Красные глаза, губы надуты, гримаса страдания на лице.
— Убери это, Шерри.
— Кино не только про счастливый День благодарения, Карл. Кино должно быть про все.
Из колонок доносятся рыдания. Карл снова обхватывает голову руками.
— Шерри, прошу тебя, мы все уладим.
— И улаживать нечего. Я больше не хочу тебя.
— Но почему?
— А какая разница?
— Мне нужно знать.
— Что ж, пожалуйста. Потому что ты неуклюжий и медленный в постели. Потому что мне не нравится, что тебе много не нужно, ты доволен и малостью. Потому что у тебя волосы на спине. Потому что мне противен твой булькающий смех. Но главное, потому, что мне с тобой скучно.
Камера по-прежнему направлена на Карла. Его лицо искажено болью и яростью, он смотрит прямо в объектив. Тут он поворачивается и быстро уходит. Камера смотрит ему в спину, пока не стихают всхлипывания и силуэт становится неразличим.
Изображение исчезает. Доктор Сеймур смотрит в пустой экран. Он потрясен. Шерри встает, вынимает кассету из магнитофона, кладет ее обратно в коробку и ставит на полку.
— Хочешь кофе, Алекс?
— Давай.
Из кухни доносится звон посуды. Доктор Сеймур кажется сонным и смущенным. Он пытается подняться, но, пошатнувшись, садится обратно. Шерри Томас возвращается с двумя дымящимися кружками и садится рядом с ним, оживленно, по-деловому улыбаясь.
— Ну, развлеклись и будет. Это немного прояснит тебе голову. А потом нам надо обсудить, что происходит у тебя на работе.
— Та ситуация уже разрегулировалась… уразре-шилась… урегулировалась.
Глаза мутные, покрасневшие. Он аккуратно потягивает кофе.
— Так быстро? И Памела больше не звонит?
— Нет, дело не в том, что… откуда ты знаешь, как ее зовут?
— Ты мне сказал. Когда первый раз приходил в магазин.
— Это вряд ли.
Последнюю фразу он произносит игриво, нараспев.
— Это так важно?
— Может, и нет. Все уже не так важно.
— У тебя есть что-то отснятое в клинике?
— Ничего. Nada. Nix [9] .
По ее лицу пробегает тень удивления, даже раздражения.
— Это очень жаль.
В ответ доктор Сеймур долго бессмысленно улыбается.
— Не надо так напрягаться, Шерри. Это было вовсе не так интересно. Просто разговор между мной, миссис Мадуубе и ее сестрой. Миссис Мадуубе подтвердила, что во время осмотра я вел себя подобающим образом. Это все, что мне нужно. Камера сослужила свою службу.
9
Ничего (исп., лат.).