Запретные дали. Том 1
Шрифт:
– Тихо-тихо! – строго произнес Мартин, еще сильнее прижимая смертоносную марлю, – Немедленно прекращаем творить этот возмутительный беспредел!.. Ты мне так всю округу перебудишь!..
Заместо беспрекословного подчинения Себастьян принялся заливаться приступом удушающего кашля, тем самым получив очередную кратковременную отсрочку от вонючей марли.
– «Сгинь! Сгинь куда-нибудь!», – мысленно зашептал он, испуганно таращась на высокий черный силуэт.
– Успокоился, наконец-то? – спросил Мартин, смахивая невидимый пот со лба, и выразительно посмотрел глазами преданной синеглазой собаки, – Давай-ка завязывать с этой неуместной прелюдией, а? Ночь на дворе.
Себастьян постарался отстраниться от этих страшных глаз, а заодно и от смертоносной марли, и тут в его поле зрения попал тот самый «запретный» столик, на котором стояла большая банка с бесцветной жидкостью, банка поменьше красно-бурого содержания, склянка ваты с торчащим из нее длиннющим пинцетом, еще две банки с плавающими внутри глистоподобными нитками и высокий железный лоток.
От увиденного Себастьян поперхнулся, а дальше увидел такое, от чего сразу перехватило дыхание, а именно, на белоснежной материи мирно покоились ножи. Тонкие литые, разных форм и размеров, больно резали они глаза блеском ледяной стали, а чуть ниже простирался рядок престранных предметов, представляющих собой помесь пинцетов с округлыми ручками и причудливых ножниц. Данную картину завершал ряд несуразных лопаток и разнокалиберных вилок, а также кривых игл.
Себастьян так и ахнул, прекрасно понимая, для кого именно предназначался этот чудовищный арсенал смертных орудий. Не в силах оторваться от этого завораживающе-ужасающего зрелища, он машинально затрясся всем телом, а испуганно глянув на «синеглазого черта», впал в моментальный ступор.
Тем временем «синеглазый черт» тоже мельком глянул на «запретный» столик, а переведя свой нечеловеческим взор на Себастьяна, лукаво усмехнулся и по-кошачьи сощурился.
– Ну, теперь-то ты в полной мере удовлетворил свое любопытство? – кровожадно молвил Мартин, – Искренне надеюсь, что отныне ты будешь пренепременной паинькой.
Себастьян с лихвой удовлетворил свое любопытство, более того, под властью впечатлений, мгновенно взмок и умоляюще замотал кудрявой головой.
– Не надо! – жалобно пискнул он и отстраненно зашептал, крепко зажмуриваясь, – Пожалуйста, пожалуйста, проснуться-проснуться…
Однако «проснуться» почему-то никак не получалось. Тут Себастьян вдруг понял, что его молитвы, наконец-то, были услышаны, да только не Всемилостивым Господом. Боязливо косясь на «синеглазого черта», Себастьян неожиданно пришел к выводу, что готов отдать все на свете, только бы очутиться дома, где поутру снова придется идти на работу, таскать мешки, готовить семена для Посевной, а по вечеру перекапывать огород. От этих мечтательных мыслей безжалостно отвлек все тот же «синеглазый черт», который расценил это отчаянное моление звонким присвистом, а после низко склонился, обжигая стремительной волной горячего дыхания.
– Да-да, они тоже несказанно тебе рады, – заговорчески шепнул Мартин на ухо Себастьяну, – и давно жаждут познакомиться с тобой поближе. Давай-ка, дружочек, не будем томить их долгим ожиданием – они этого ой как не любят.
Заслышав этот бред сумасшедшего, Себастьян потерял всякий дар речи и тут же впал в состояние полного ступора.
– «И почему все так несправедливо? – неожиданно для самого себя подумал он, – Все давно спят, и только я тут с этим… непонятным…».
Тем временем «этот… непонятный», как видно, решил кардинально поменять тактику, потому как теперь он стоял, уперев руки в боки и нервно стучал мыском туфли, насквозь прожигая искрящимся сиреневым блеском темно-сапфирового
– Слушай сюда, ты, бестолочь истерическая, – вдруг сердито гаркнул Мартин, – это единственное, что может тебе помочь! Manu armata, cum usus anesthesia (лат. Хирургическим путем, с применением анестезии), усек?!
Себастьян всегда терялся, когда взрослые начинали ругаться, особенно на него, особенно громко, особенно визгливой интонацией, особенно на бесовском языке. Вот и сейчас, он испуганно дрогнул и смиренно застыл, заслужив тем самым удобрительный кивок и даже более-менее ласковую улыбку.
– Незамедлительно прекращаем эту возмутительную истерику, – заговорил Мартин неожиданно-мягким тоном, нежно гладя Себастьяна по голове, – успокаиваемся, закрываем глазки, делаем глубокий вдох и засыпаем.
Себастьян послушно закивал. «Синеглазый черт» лукаво усмехнулся и крепко вперился нечеловеческими ярко-синими глазами, разом удерживая, обезличивая и обезволивая, далее вход пошла вонючая марля.
Себастьян принялся вдыхать отравляющий запах, испуганно смотря в завораживающую сапфировую глубину с мерцающим сиянием. Сейчас он был готов сделать все что угодно, только бы на него не визжали. Меж тем «синеглазый черт» принялся монотонно считать до десяти и обратно, подкрепляя свой счет постукиванием мыска туфли.
Неожиданно для самого себя Себастьян понял, что смерть есть лучшее освобождение от той никчемной жизни, в которой лишь рутинная работа да вечные упреки и посмотрел на Мартина, как на ниспосланное свыше освобождение.
К тому времени «ниспосланное свыше освобождение», заметно заволновалось и обронив командное: «Давай-ка, дружочек, сначала», принялось считать по второму кругу, более ритмично застучав мыском туфли, а Себастьян все продолжал размышлять на тему горечи жизни и счастья смерти.
Прогоняя на скорость полоумный счет по десятому кругу, отбивая мыском уже звонкую чечетку, «ниспосланное свыше освобождение» вдруг громогласно выругалось и сердито топнув ногой, принялось поливать «бестолочь истерическую» таким трёхэтажным матом, что Себастьяну захотелось немедленно покинуть эту грешную землю, а в частности, это страшное помещение с вконец обезумевшей синеглазой нечистью.
Не в силах больше терпеть визгливые крики «обезумевшей синеглазой нечисти», которая несколько поисчерпав запас нецензурной лексики, теперь надрывно требовала «пренепременно заснуть», Себастьян принялся с пятикратным усердием вдыхать смертоносный запах, но перестарался и, низвергнув из себя очередную порцию крови, теперь виновато отплевывался и откашливался, краем глаза наблюдая, как «безумная синеглазая нечисть», схватившись за взъерошенную голову, швыряется во все углы той самой вонючей марлей, дополняя свою бурную деятельность громогласными фразами на бесовском языке.
В этот момент Себастьяну сделалось невыносимо тоскливо. В глазах заблестели предательские слезы, завидя которые Мартин, тихонько выругавшись, бросил свое увлекательное занятие и заботливо склонился над уже вовсю ревущим Себастьяном.
– Тихо-тихо, – заботливо молвил он, отирая тыльной стороной леденющей ладони ручейки слез с лица Себастьяна, – ну чегось ты разволновался-то так? Никто тебя не убивает… Засыпай, не боись.
Далее «синеглазый черт» принялся сюсюкаться точно с маленьким, но не забыв при этом приложить вонючую марлю. Долго он уверял, заверял, умолял, уговаривал и разве что колыбельные не пел. Слушая все это, Себастьяну отчего-то вспомнилась постылая работа и именно в виде нескончаемых насмешек, упреков и порицаний.