Запретные игры
Шрифт:
Парень проходит вперёд, указывая дорогу и подводя к одной из ниш.
В нише сидит Литвин. Сердце замирает и отказывается вообще стучать. Оглядываюсь, словно ищу спасения в парне, который меня привел, но он уже выходит из зала.
— Добрый вечер, — здороваюсь я, пытаясь улыбнуться. Губа болит даже от имитации улыбки, стараюсь не морщиться. Мужчина откидывается на спинку дивана, осматривая меня с ног до головы. Молчит, не здороваясь в ответ, не предлагает мне присесть. Рассматривает. Хочется закрыться руками
В его глазах мелькает пренебрежение. Это ужасно, да… Прикрываю на секунду глаза. Даже я, будучи девственницей, не имеющая опыта общения с такими мужчинами, понимаю: выгляжу вульгарно. Но Эдик решил иначе.
— М-да… — выдыхает Литвин. — Ну присаживайся, — качает головой и хлопает ладонью по дивану рядом с собой.
Сажусь. Мужчина наливает мне бокал вина, которое уже стоит на столе вместе с закусками.
— Даже не знаю, что сказать, Надя. Мне казалось, твои вкусы гораздо консервативнее.
— Мне не идет красный? — спрашиваю его.
Ну а что я должна сказать? Что на меня это напялил мужчина, который подослал к нему шпионить?
— Нет, — морщится мужчина. — Ненавижу красный цвет. Особенно на женщинах. Хотел провести вечер с причиной девочкой. А пришла вульгарная девка. Ты губы, что ли, увеличила? — хватает меня за подбородок и разворачивает к себе, рассматривая.
— Нет, — пищу я. Он отпускает мой подбородок и грубо смазывает большим пальцем помаду с моих губ. Шиплю, отшатываясь от мужчины, поскольку он задевает раненую губу. Больно.
— Что это? — как-то зло интересуется он.
— Я нечаянно прокусила губу, — лгу.
— Нечаянно – это как? — берет свой бокал, допивая виски со льдом.
— Нечаянно... — повторяю, так и не находя причину.
— Ясно, — недовольно произносит он. — Поехали, — поднимается с места. — Вечер испорчен, — и идет на выход.
Это все?
Мне хотелось бы обрадоваться, что я сейчас поеду домой. Но радоваться нечему. Поскольку получу от Эдуарда за то, что вечер с Литвиным не состоялся. Платье мне выбрал он. Губы разбил тоже он. А виновата буду я. От осознания хочется порыдать. Не умолять же мне Литвина провести со мной этот чёртов вечер. Положение настолько безвыходное, что хочется прыгнуть с моста, находящегося недалеко отсюда.
Иду за мужчиной, громко цокая каблуками. Ненавижу это платье, эту помаду и эту чертову лестницу, с которой сложно спускаться на каблуках. Ненавижу Эдуарда и Литвина тоже – за то, что оказалась игрушкой в их руках.
В холле Литвин останавливается, забирает мое пальто и раскрывает его, помогая надеть. Быстро кутаюсь в него, прикрывая вульгарный вид. И не понимаю, почему на меня как-то странно смотрит гардеробщица. Мельком заглядываю в зеркало, снова спеша за мужчиной, и понимаю, что моя помада смазана по подбородку и щеке. Так я еще больше похожа на дешёвую шлюху. На ходу пытаюсь стереть
Как только Литвин выходит на крыльцо, ко входу подъезжает черный внедорожник. Мужчина спускается к машине, а я стою на месте, осматривая парковку в поисках такси, и уже сочиняю в голове сказку для Эдуарда о том, что моя встреча с Литвиным сорвалась, потому что у него появились срочные дела.
Ладно. Сегодня я смогу его обмануть. А завтра? Завтра он снова разобьёт мне губы за то, что Литвин не звонит.
Боже… Где этот чёртов мост, с которого мне надо прыгнуть, чтобы все закончилось?
— Что застыла? Садись!
Вздрагиваю от приводящего меня в себя голоса Литвина. Быстро спускаюсь и сажусь в его машину. Пока он обходит её, чтобы сесть со своей стороны, немного выдыхаю. Никогда не думала, что буду радоваться тому, что меня сажают в машину к взрослому хищнику и везут в неизвестном направлении.
Едем мы молча. Литвин ничего не говорит, ничего не спрашивает и даже не смотрит на меня. Он откинул голову к спинке сиденья и прикрыл глаза. И даже в такой расслабленной позе этот мужчина выглядит вальяжно, хозяином жизни. Ноги расставлены, сильные руки сжимают подлокотники, дыхание глубокое.
Ближе к концу пути понимаю, что он везёт меня к себе домой.
Зачем мужчине вести женщину домой на ночь глядя?
Ответ очевиден.
Ой, боже. Дай мне сил пережить эту ночь.
Машина заезжает во двор, слышится лай тех самых страшных агрессивных собак. Сжимаюсь. Ужасные псы. Литвин выходит из машины и подаёт мне руку. Несмело вкладываю свою ладонь в его, и он сжимает ее сильнее, чем положено, вытаскивая меня из машины. Заглядываю в его серые глаза и не могу ничего прочитать – там пустота. Литвин, не отпуская моей руки, ведёт меня вперед по дорожке.
— Ты ничего не хочешь мне сказать, Надя? — спрашивает он таким же холодным тоном, как и его глаза.
— Эм… Сегодня холодно, — отвечаю невпопад.
— Я не о светской беседе, — усмехается и прижимает мою руку к своему предплечью. Словно мы пара, гуляющая под ручку. — Тебе есть что мне сказать более важное, чем погода? — повторяет он.
— Не понимаю, о чем вы, — строю из себя дуру, хотя паника уже захлестывает. Кажется, Литвин замечает, как на его предплечье подрагивает моя рука.
— Не понимаешь, значит, — снова недобро ухмыляется. И мне это совсем не нравится.
— Последний шанс, киска.
Мы подходим к дому, но почему-то не поднимаемся по лестнице на крыльцо, а обходим его. А там почти нет освещения. Пытаюсь остановиться, оглядываюсь назад. За нами идут два охранника. Сглатываю.
— Мы куда? — остановиться не получается. Литвин ускоряет шаг и буквально тащит меня вперёд.
— Есть у меня одно чудное помещение, которое освежает память. Будем исповедоваться, Надя.