Запретные игры
Шрифт:
— Нисколько… Меня заставили.
— Каким образом? — спрашиваю, продолжая смотреть в окно. Горничная пытается оттолкнуть моего сына, но не слишком и сопротивляется. Смеётся, позволяя ему прижать себя к бортику бассейна и лапать. Ну пусть насладится вниманием мальчика перед увольнением. Разворачиваюсь к Наде. — Не заставляй меня повторять вопросы, Надя! — давлю на нее голосом.
— А можно мне в туалет? Очень хочется, — шепчет она.
— Иди, — взмахиваю рукой в сторону ванной комнаты.
—
— Я приказал его выкинуть.
— А в чем же мне ходить? — плотнее прижимает к себе одеяло. Такая наивная. Если я захочу посмотреть на нее – посмотрю без спроса. Я отвык от того, что женщина может стесняться.
— Иди как есть, Надя. Позже тебе принесут одежду.
Хмурится, смотря на меня исподлобья. Из ее глаз пропал страх, и появилась новая эмоция, похожая на ненависть.
— Отвернитесь тогда.
— Нет, — ухмыляюсь. — Я все уже видел, киска моя. Я тебя раздевал.
Надя одаривает меня злым взглядом, кутается в одеяло, медленно вставая с кровати. Ей неуютно, неудобно, она спотыкается, путаясь в одеяле, проходит в ванную. Щелчок. Закрывается. Закатываю глаза. Есть в ней что-то такое неординарное. То, во что хочется поиграть. И мы поиграем.
Пока она прячется от меня в туалете, набираю Довлатова.
— Вадим, что там по Эдуарду?
— Все подтвердилось. Он тесно связан с Мамаевым. Что, в принципе, мы и предполагали.
Неудивительно. История с «Техстроем» всплыла как раз со стороны Мамаева. Он как-то резко отказался от тендера после моей дезинформации.
— Что думаешь? — интересуюсь у Довлатова.
— Тут два варианта: либо мы не реагируем, либо ведём свою игру.
— Я склоняюсь ко второму. Обернем его оружие против него.
— Как скажешь, Олег. У меня все под контролем.
— Хорошо. И уволь новую горничную, — велю ему я.
— По причине?
— Выйди во двор, найдёшь там причины, — усмехаюсь. Скидываю звонок, когда снова раздаётся щелчок, и Надежда, по-прежнему закутанная в одеяло, выходит из ванной.
Сглатывает, посматривая на кофе.
— Прекрати упрямиться, выпей его уже, — качаю головой.
Она садится на край кровати и все-таки берет чашку, отпивая глоток. А я смотрю на ее руки. На левом плече цветная татуировка лилии. Хорошая, качественная работа. Неожиданно для такой мышки. Никогда не любил партаки на женских телах. Татуировки делают их грязными. А здесь все гармонично. Может, из-за качественной техники, а может, оттого что этот цветок ей идет. После я обязательно выясню, откуда это у нее. Не такая уж ты скромница. Да?
— Так каким образом тебя заставили?
— Я совершила преступление, — хрипло шепчет, отставляя чашку и зависая на окне. А вот в это мне слабо верится. Довлатов пробил ее от рождения
Какое преступление?
Перешла дорогу не в положенном месте?
Нет в ее биографии темных пятен. Тем более проблем с законом.
— Посмотри на меня! — требую я. Мне хочется смотреть ей в глаза и считывать ложь. Потому что я не верю. Надежда послушно поворачивается. — И что же ты совершила?
— Я убила человека, — хрипит она. — И как только вы меня отпустите, Эдик посадит меня в тюрьму, — вполне серьезно выдает Надя. И ведь не врет. В её глазах снова страх и обреченность.
— Что ты сделала?
Глава 13
Надежда
— Я убила человека.
Боже. Зачем он заставляет меня это повторять?
— Как? Особо тяжко? — усмехается Литвин, не веря мне.
— Это совсем не смешно.
Чертово одеяло сползает с груди, но я вовремя его подхватываю. Литвин садится рядом на кровать и обхватывает мои скулы, вынуждая смотреть ему в глаза.
— Рассказывай!
А я не могу говорить, когда этот мужчина настолько близко, когда трогает меня и смотрит в глаза.
— Я не хотела, правда, — к горлу подступает ком, а на глаза наворачиваются слёзы. Я просто не могу вспоминать тот день. Он лежит на мне тяжёлым грузом.
— Я сейчас не прошу каяться и замаливать грехи, Надежда. Четкие факты: кого и за что ты убила.
— В салон пришел мужчина. Я обычно не брала мужчин. Только женщин. Но Эдуард настоял. Я не могла отказать. Мужчина стал приставать и требовать интимный массаж. Я пыталась вырваться, он схватил меня, навалился, я так испугалась, что, сама не помню как, взяла декоративную стеклянную бутылку и ударила мужика по голове. Я хотела, чтобы он просто отстал, чтобы отпустил меня. Это все, чего я хотела. Правда! — всхлипываю. Невозможно привыкнуть или смириться с тем, что лишила человека жизни, в какой бы ситуации ни оказалась. Это в общем тяжело принять.
— Надя, я не следователь. Мне не нужны оправдания, — холодно прерывает меня мужчина. Отпускает мои скулы и снова встает с кровати. Наблюдаю, как Литвин проходится по комнате. Такой весь холёный, свежий, в идеально отглаженной рубашке, с часами, где браслет явно не из простого металла. — С чего ты взяла, что он умер?
— Он повалился мешком и не дышал. Я вылетела из кабинета, позвала на помощь. Эдик пытался оказать мужчине первую помощь, но все безуспешно.
— Скорую, полицию вызывали?