Запретные наслаждения
Шрифт:
— Ходят нелепые слухи. Люди говорят, что ты убил Маргариту.
Она сглотнула, сдерживая слезы. Выругавшись, он отпустил ее, и она медленно надела перчатки. Ей было необходимо касаться его, но не здесь, не на глазах этих бездушных мучителей.
— Я надеялся, старые сплетницы не посмеют сказать тебе об этом прямо.
— Ты знал и молчал? — Паника уступила место раздражению, и этого было достаточно, чтобы руки перестали дрожать.
— Я не видел причин беспокоить тебя, — его голос был ласковым, но со стальными нотками. —
В его словах не было и намека на раскаяние.
— Теперь это касается нас обоих. Возможно, твоим подругам, с которыми ты спал прежде, можно было бы и не говорить, но мне казалось, я заслуживаю большего.
— О чем ты? Какие это подруги, с которыми я спал? Вообще-то я ждал подобного упрека, но, право, сейчас неподходящий момент.
— Ты прав, — сказала Мадлен. — Хотя невозможно не задаться вопросом, разошлись бы эти слухи столь широко, если бы ты в свое время не нажил в свете врагов вроде леди Гревилл, которая не упустит возможности тебе досадить.
— Не в моих силах исправить то, что уже произошло, я не могу остановить Ричарда и сделать так, чтобы в моей семье не появился убийца.
— Ты мог бы остановить его, если бы не сбежал? — спросила она, желая больнее его ранить в качестве мести за то, что он не захотел обсуждать своих любовниц.
Черты его лица стали жесткими, и она сразу пожалела о сказанном.
— Значит, ты считаешь, что я совершил ошибку, уехав в Шотландию?
Она замолчала, тщательно подбирая слова, и наконец ответила:
— Я не могу осуждать тебя. Я поступила точно так же, поставив свое желание играть в театре превыше семейного долга.
Он провел рукой по волосам, и рыжие пряди вспыхнули в свете свечей.
— Я не знаю, смог бы спасти Ричарда или нет, — спокойно сказал Фергюсон. — Как я не знаю и того, смогу ли изменить мнение света о себе.
Теперь была ее очередь утешать его. Мадлен не была полностью с ним согласна, но, в любом случае, выяснять, кто прав, а кто виноват, сейчас не следовало.
— Общество успокоится. Если повеса исправляется, его ведь в конце концов реабилитируют, — сказала она.
В его взгляде зажглось желание поверить ей. Пауза затянулась и казалась почти болезненно сладкой после тяжелого разговора. Но его глаза погасли, а слова нарушили перемирие:
— Повеса — да, но не убийца.
Она почувствовала, что бледнеет.
— Все будет хорошо, — произнес он успокаивающим тоном. — Я оформил особое разрешение. Мы сможем пожениться и уехать в Шотландию, как только соберем вещи.
— В Шотландию? — непонимающе переспросила она.
— Тело не найдут, а без него слухи рано или поздно затихнут, — сказал он с уверенностью, в которую она, однако, не поверила. — Тебе понравится поместье. Там красиво, и это недалеко от Эдинбурга, ты сможешь ездить туда иногда.
— Так вот почему ты так рассердился,
Он стиснул челюсти, но, словно этого было недостаточно, его рука сжалась в кулак.
— Чего ты еще от меня хочешь, Мад? Я отказываюсь смотреть на то, как общество станет втаптывать тебя в грязь. Если будет назначено расследование, я хочу, чтобы ты была как можно дальше от всего этого.
— Но что будет с твоими сестрами? А с моей семьей? Весь мир, который я знаю, — здесь!
— Ты для меня важнее всего. Софрония присмотрит за близнецами, уж она-то не примет эти обвинения за чистую монету. А ты сможешь взять с собой Жозефину, если захочешь.
Он уже все решил. Его взгляд говорил об этом еще более красноречиво, чем его тон. Более того, похоже, он думал, что его непоколебимость должна успокоить ее, несмотря на то, что отъезд из Лондона означал для нее прощание с целой жизнью.
Она непроизвольно повторила его жест: сжала кулаки.
— Может, ты и привык убегать, — сказала она, и он вздрогнул при этих словах, — но я не собираюсь уезжать, пока у нас действительно не останется другого выбора.
— Не смей называть меня трусом! — прошипел он. — Я не боюсь злых языков, пусть бы болтали до посинения, но я хочу защитить тебя, а отнюдь не себя.
— Так это защита? — громко воскликнула она, но, тут же опомнившись, перешла на шепот. — Если уехать сейчас, все решат, что ты виновен. И если ты не задумываешься над тем, как это отразится на благополучии твоих сестер, подумай о детях, которые могут быть у нас. Какая участь их ждет, как их примет свет, если все будут считать, что их отец — душевнобольной убийца?
Это был вариант аргумента, который против нее использовал Алекс, но при упоминании об их будущих детях лицо Фергюсона смягчилось.
— Если бы только был другой выход! Но я его не вижу.
— Существует еще одна возможность, — медленно произнесла она. — Если Маргарита будет время от времени появляться на публике…
В мгновение ока лицо его снова стало жестким.
— Это не обсуждается.
Их встретившиеся взгляды были одинаково тверды.
— Но это сразу положило бы конец слухам. Все успокоились бы, и мы жили бы обычной жизнью.
— Постоянно переживая из-за того, что тебя могут разоблачить, — добавил он. — Лучше уж в глазах общества я буду убийцей, чем ты — куртизанкой.
— И чем же это лучше? Ты хочешь, чтобы я смотрела, как тебя вешают за убийство женщины, которой даже не существовало?
Он улыбнулся — впервые за весь вечер.
— Никто бы меня не повесил. Петля — для простолюдинов. Мне бы отрубили голову, я слишком благородного происхождения. Но до суда дело не дойдет. Будут предварительные слушания в Палате лордов, а там не станут обвинять герцога в смерти какой-то актрисы без веских доказательств.