Запретные уроки
Шрифт:
Будут ли они все и впредь серьезно воспринимать его упреки, как Сьюзен, которая считает себя недостойной любви?
Или же учтут ее печальный опыт и вовремя образумятся, чтобы заслужить любовь?
Только время способно дать ответ на эти вопросы.
А для Сьюзен уже слишком поздно. Она сбросила с себя маску грешницы, но слишком поздно, и теперь расплатится за это невозможностью соединить свою жизнь с жизнью мужчины, которого полюбила всей душой.
* * *
Дома Сьюзен встретили спокойно. Ни один из братьев не решился расспрашивать о тех
— После всего, что произошло между вами, — начала она, — отчего ты не призналась ему, что именно ты, леди Сьюзен Синклер, была близка с ним тогда, в библиотеке?
— Как ты не понимаешь, Присцилла! Превыше всего он ценит искренность, целеустремленность и твердые нравственные принципы. Если бы я призналась, что обманывала его все время, это потрясло бы его и подорвало всякое доверие ко мне.
— Ты ошибаешься, Сью.
— Нет. В высшем обществе стали бы ходить слухи, скоро они дошли бы и до папы, и тогда он изгнал бы меня из семьи. А этого, Присцилла, я не вынесу, — Сьюзен горестно вздохнула, всем сердцем ощущая тяжесть своего поражения. — Нет уж, пусть лучше думает, что я — мисс Боннет, школьная учительница, которая возвратилась к себе в Шотландию.
— Да ведь герцог мог вполне понять тебя, если бы только ты призналась ему во всем! — не сдавалась Присцилла.
— Я не могла рисковать всем, — отвела глаза Сьюзен. — Скорее, он решил бы, что я дурачу его, и стал бы меня презирать. — Сьюзен присела на кровать и закрыла лицо руками, потом взглянула на сестру. — За всю свою жизнь я научилась доверять единственно любви своих близких — твоей, Айви и братьев. Больше никому и ничему. — Сьюзен чувствовала, как теряет с каждой минутой самообладание. Она не в силах больше говорить о Себастьяне. Сейчас больше не в силах. Слишком свежей была боль потери, а чувства так и бурлили в душе, переполняя ее.
— Да разве этот случай с аварией на дороге не доказал его преданность тебе, Сьюзен? — Присцилла подошла к кровати и крепко обняла сестру.
Сьюзен изо всех сил зажмурилась, пытаясь сдержать непрошеные слезы.
— Нет. — Сьюзен склонила голову и сидела так, пока ей не удалось справиться с наплывом чувств. — Он сильно ушибся. Это я проявила преданность. Я должна была его спасти, даже ценой собственной жизни.
— Ну, и что теперь? — Присцилла тряхнула сестру за плечо.
— В каком смысле? — Сьюзен отстранилась от нее.
— Ты спасла ему жизнь. Конечно, он станет тебя искать повсюду. Он заслуживает хотя бы того, чтобы ты объяснила, почему уехала так поспешно.
— Я написала письмо. И дала такое объяснение, которому он вполне может поверить.
— Он заслуживает того, чтобы знать правду.
— Да, он этого вполне заслуживает, но я не стану рисковать семьей, чтобы облегчить свою совесть, — нехотя ответила Сьюзен. — Если только меня
— Но ведь если ты его любишь — а ты любишь его, я же вижу...
— Да, люблю. Я его люблю. Не собираюсь этого отрицать! — Сьюзен подбежала к окну и стала смотреть на ночной город, не в силах глянуть в глаза сестре. — Ты так ничего и не поняла, Присцилла? Я не стою его. Если он свяжется со мной, то загубит всю свою будущность.
— Ты же признала, что любишь его. Раз уж так, то почему же...
Сьюзен резко развернулась. Долго сдерживаемые слезы сорвались с ресниц и покатились по щекам.
— Люблю. И поступаю так именно потому,что люблю его.
Спустя месяц
Присцилла бросила на матрас Сьюзен газету.
— Прошло уже несколько недель — и ни единого намека на то, что герцог Эксетер вернулся в Лондон. — Присцилла медленно повернулась перед зеркалом, любуясь новым платьем из тончайшего атласа шафранного цвета — подарком Сьюзен. Сестра потратила на него гонорары за свои уроки этикета, которые публиковались теперь еженедельно не только в Бате и Челтнеме, но и в лондонских газетах.
— Он входит в состав специального комитета по продовольственной проблеме при лорд-мэре. Не сомневаюсь, что он скоро вернется, особенно если учесть, что беспорядки все ширятся. — Сьюзен пробежала глазами газетные колонки, набранные жирным шрифтом.
— Но пока чтоон не вернулся, поэтому Грант везет нас сегодня в Королевский театр «Друри-Лейн»[45]. — Присцилла засмеялась. — Не лучше ли тебе начать одеваться? Ты же не можешь показаться на людях в таком виде — как... как учительница, только что закончившая урок.
Сьюзен не удостоила сестру ответом на эту реплику. Но в одном Присцилла права. Пора уже снова появиться в высшем свете. Затянувшееся отсутствие могло породить даже больше пересудов среди благородных дам и джентльменов, чем любое ее появление на балах и в театре. Вполне возможно, что какие-то сплетни уже ходят.
Королевский театр «Друри-Лейн»
Сьюзен нервно расправила на локтях белоснежные замшевые перчатки и заняла место рядом с Присциллой и братьями в их персональной ложе Королевского театра «Друри-Лейн». Ложа была не такая роскошная, как находившаяся рядом, слева, королевская, но сцену из нее было видно великолепно.
Можно только пожалеть того наивного джентльмена, который нерасчетливо сыграл против Гранта в «Уайтс»[46] и потерял право на семейную ложу как раз в то время, когда шли представления «Отелло» с Эдмундом Кином[47] в главной роли. Глупец! Надо было ему знать, что после возвращения старшего брата, Стерлинга, в родную Шотландию у Гранта не осталось в Лондоне соперников за ломберным столом.
Повсюду горели сотни свечей, но зал имел такую прихотливую форму, что люстры едва освещали сидевших в креслах любителей искусства.